Возвращаемся в поселок, отметил Инглорион с бездумной умиротворенностью. Удивительно, но гордость, тоска, злость ушли почти бесследно. Думать о будущем совершенно не хотелось – все шло просто, так просто и так спокойно, что это состояние хотелось как-то потянуть, продолжить.
Оно было по-настоящему приятным.
Спускаясь в пещеру, Инглорион, между прочим, вдруг понял, что его почти не раздражает орочий запах. Эльф принюхался и притерпелся: запах как запах, обыкновенный, в сущности, запах чужого существа, отвратительный и резкий в начале общения и привычный потом, как запах лошадей и собак.
Сколько разговоров было о том, что орки воняют… Впрочем, это неважно.
Компания Паука собралась в своей спальне и снова собиралась есть. Инглорион усмехнулся, подумав, что, пожалуй, присоединился бы к их ужину – в пещере почему-то все время тянуло что-то жевать, хоть приступы такого уж тянущего, скручивающего голода больше и не повторялись.
Паук отдал эльфу остатки сыра и совсем зачерствевшую половину буханки хлеба. Инглорион уселся рядом с ним на шкуру, совсем близко, почти касаясь орка плечом – и остальные тут же это заметили.
– Значит, приволок этого обратно? – спросил седой. – Мы думали, ты все-таки решил от него избавиться. В пропасть столкнул, или что.
– Или он где-нибудь там подох, – сказала Шпилька ехидно. – Эльфы не потеют, не едят и вообще в наших пещерах не живут.
– Возможно, я тебя и разочаровал, – ответил Инглорион ей в тон, – мне очень жаль, но я, оказывается, потею, ем и некоторое время поживу поблизости.
Эта реплика рассмешила команду, а Шпилька взвизгнула от восторга и ткнула эльфа кулаком в бок:
– Ничего себе! У него, похоже, мозги есть!
– Да нет у него никаких мозгов, – сказал Задира хмуро. – Ни у кого из них мозгов нет. Терпеть ненавижу, мозолит тут глаза…
– Чем я провинился, Задира? – спросил Инглорион. – Похоже, тебе не совладать с чувствами?
– Мне не совладать?! – вскинулся Задира. – Да я б тебя уже давно выпотрошил, если бы не владел! Просто – я таких не выношу. И из-за вас, лешаков поганых, Красавчика убили. И Хорька. И вообще…
В этот раз речь Задиры показалась Инглориону понятнее, хотя он все так же похрюкивал и взвизгивал в фонетически сложных местах. Одного из них звали Красавчиком, подумал эльф более печально, чем удивленно, и этот орк был Задире товарищем. Я оказался прав. Они способны скорбеть по своим мертвым.
А я даже не знаю, как его утешить.
– Задира, – сказал Инглорион, – я сожалею. Если бы я знал некоторые вещи раньше, возможно, все пошло бы по-другому. Но судьба распорядилась так, ничего изменить нельзя…
– Что ты с ним сделал? – спросил седой Паука. – Он теперь другой. Вроде как действительно думать начал.
– Теперь у нас есть первый на свете думающий эльф, – хихикнула Крыса. – А правда, как это делается?
– Да не знаю, – сказал Паук. – Он просто купался в ручье, Клык. Я же говорил, что он не эльф – это правда. Я теперь уверен точно.
– А я не уверен, – заметил Инглорион. – Ты мне не доказал.
– Ты хотел досказать свою историю, – сказал Пырей. – Ту, помнишь, про последний бой Фирна… Про эльфийскую королеву…
– До которой ты все добраться не можешь, – усмехнулся Клык. – Тут некоторые уже от любопытства подыхают.
– Паук, что ты можешь знать о Государыне? – Инглорион мотнул головой. – Мне кажется…
– Ладно, – Паук положил на стол расколотую кость, облизал ладони и взялся за шнурок. – Если хотите, слушайте сейчас.
Орки навострили уши; Инглорион, скрывая улыбку, подумал, что к ним это обиходное выражение подходит куда больше, чем к людям – их подвижные ушные раковины и вправду настораживаются и поворачиваются на звук. Эльф не мог принимать всерьез то, что они говорили о Государыне – это нарушило бы хрупкое, только что народившееся равновесие, чудом превратившее его из пленника в почти гостя – но был морально готов слушать и понимать слова.
Инглориона по-настоящему занимало то, что Паук может сказать на эту тему. Его вообще странным образом интересовала личность Паука: время от времени этот орк вел себя на удивление разумно.
– Я, кажется, остановился на том, как кто-то из людей в рог затрубил, – сказал Паук тем временем, растянув свой шнурок в человеческую руну "давно". – Да?
– Вроде, – сказал седой Клык. – И как все люди ломанулись на звук.
– Вот-вот, – сказал Паук. – Они все побросали и понеслись туда, на меня никто не обратил внимания. Да они же, знаете, вообще не рассматривают мертвых аршей, и живых тоже не слишком… В общем, я порадовался. Думаю, они чем-то там жутко заняты, а я сейчас под шумок смоюсь с концами.
Орк замолчал, возясь с веревочкой. Инглорион, с отстраненным любопытством следивший за его руками, увидел, как Паук сбросил петлю с одного пальца на другой, и руна "давно" превратилась в "риск".
– Ну?! – Задира нетерпеливо пнул Паука в спину, а тот даже не отмахнулся.