Слуги Зла

Инглорион вспомнил, что покидая чертоги Государыни, когда нужно было доставить письма союзникам или выполнить какое-нибудь поручение, он замечал, как сапоги покрывает тонкий налет пыли, а безупречная одежда пачкается и тускнеет. Вне Пущи мир враждебен и грязен, думал он, избавляясь от испорченного костюма по возвращении домой. Человеческий мир станет совершенным только, когда эльфы с помощью лучших из людей наконец избавят его от Зла. Вот когда Свет окончательно победит, тогда сами собой исчезнут и грязь, и болезни, и старость, и смерть – и везде будет, как в Пуще. Сплошной праздник. Бесконечное веселье, осиянные чертоги, пение, музыка и танцы, соревнования стихотворцев, визит Государыни, снова пение и танцы, пир, сон, легкий, как облако – и снова танцы, пение и стихи, веселье, красота, мерцание золота и шелков, смех, тело кажется невесомым, луна-солнце, луна-солнце, луна-солнце…

Орочьи лапы выдернули Инглориона из воды и из прекрасных воспоминаний так грубо, что он приложился коленом о камень. Паук встряхнул его за плечи – а эльф оттолкнул тварь изо всех сил. Вероятно, ярость изрядно отразилась на его лице, потому что Паук отпрянул.

– Не смей ко мне прикасаться! – рявкнул Инглорион, задирая подбородок. – Убери свои мерзкие лапы!

Орк усмехнулся.

– У тебя губы синие, – сказал он спокойно. – Лето кончается, холодает. Скоро вечер. Ты заболеешь, если будешь так долго в воде торчать. Одевайся.

И вдруг, как-то рывком, Инглорион ощутил, насколько замерз. Его мелко затрясло, он начал торопливо натягивать одежду, не умея быстро напялить ее на мокрое тело, путался в рукавах, путался в штанинах, озноб пришел такой, что зубы лязгали. Рванул свежий ветер, хлестнув наотмашь, как ледяным хлыстом, до острой боли.

Инглорион беспомощно оглянулся. Паук загородил его от ветра спиной, и стало чуть теплее. Эльф присел на корточки, обнимая себя руками, тщетно пытаясь унять дрожь – и тут орк уселся рядом, обхватил эльфа лапами и прижал его спину к своей груди.

Инглорион инстинктивно дернулся, чтобы освободиться, но вдруг ощутил, насколько орк теплее всего вокруг. Паук был горячий, как пес – и дрожь ушла вместе с раздражением и злобой. Не раб Зла, не создание Тьмы, не монстр и не тварь – живое тепло, которое помогло Инглориону согреться. И все.

Эльф даже не подумал, насколько это, в сущности, противоестественно. В этот момент он физически понимал, что заставляет орков держаться настолько близко друг к другу. Он снова почувствовал себя живым – и в этот раз уже не было настолько больно и тоскливо, как раньше.

Похоже, подумал он, живым существам иногда нужно держаться вместе – и поразился новизне мысли.

– Жаль, что у тебя нет плаща, – сказал Инглорион вслух.

– Не думал, что тебе понадобится, – отозвался Паук.

От его дыхания на шее у эльфа поднялись дыбом волоски. Инглорион дернул плечом и совершенно бессознательным жестом отмахнулся, шлепнув орка ладонью по носу:

– Сделай милость, отодвинься! Это уже неприятно.

Паук тут же ответил тычком в бок:

– Подумаешь, неприятно! Не подохнешь.

– Да отпусти же меня! – возмутился Инглорион, сам не заметив, насколько интонация вышла орочьей, без малейшей нотки эльфийского высокомерия. – Вцепился, как плющ в скалу! – и врезал локтем, куда вышло.

– Ты согрелся, – сообщил Паук с насмешливой удовлетворенностью, пнув эльфа между лопаток, отчего тот на миг плюхнулся на четвереньки. – Теперь тебе плащ не нужен.

Инглорион подумал, что положение должно бы показаться дико унизительным, но это, почему-то, было чудовищно смешно. Он не удержался и хихикнул, отряхивая ладони.

– Как ты восхитительно любезен!

– Наконец-то ты это признал.

– Орки – потрясающе скромные создания, – саркастически заметил Инглорион, приводя в порядок одежду.

– А еще красивые и умные, – кивнул Паук, ткнув эльфа в плечо. – Не то, что некоторые.

– С пленными моего статуса необходимо обращаться вежливо, – Инглорион замахнулся, но орк увернулся от оплеухи. – Тебя придется учить манерам.

– Кто кого еще научит! – хрюкнул Паук. Его пинок попал в цель – и Инглорион на миг задохнулся. – Видали мы таких учителей!

– Ах, да отстань же! Надоело! – эльф вдруг понял, что эта забавная игра в тычки и пинки и есть нормальная манера орков общаться друг с другом, то самое, что называют свирепостью и кровожадным желанием грызться с каждым встречным. – О, Паук, – сказал он, снизив тон, – как же люди глупы…

– Вот-вот, – отозвался Паук с готовностью. – Я всегда это говорил.

Они дошли до места, где тропа сворачивала под уклон на широкую дорогу к перевалу. Отсюда, с высоты, были отлично видны обломки моста – как два почерневших обломка гнилых клыков в ухмыляющихся зеленых челюстях. Ни со стороны гор, ни с предгорий не было видно ни одной живой души. Орк и эльф постояли рядом, глядя, как вечерний свет гаснет на розовеющих горных вершинах, и пошли прочь.