Слуги Зла

– Я просто думаю, как сказать… я не слишком-то хорошо рассказываю, до Хорька мне далеко… Ну вот, голова у меня просто раскалывалась и все вокруг плыло, так что я особенно быстро двигаться не мог. Полз, в общем. Но там в шатре и рядом еще валялось столько трупов, что между ними можно было хорошо укрыться, а в случае чего просто зажмуриться и замереть. Я же был весь в кровище, кто не принюхивается, точно бы спутал с мертвым, – продолжал Паук. – И я изрядно продвинулся. Там, шагах в ста восьмидесяти от шатра, был узкий такой овражек, весь заросший папоротником, будто и не овраг вовсе – я думал, сейчас доползу до него и в папоротнике отлежусь до темноты, а ночью уйду, потому что люди-то ничего вообще не разглядят ночью…

– А люди? – спросил Пырей. – Ты их видел?

– Сначала не столько видел, сколько слышал, – сказал Паук. – А потом учуял этот запах… Пахло кошмарно просто, даже сравнить не с чем. Гораздо хуже, чем любые человеческие духи воняют. Такая приторная вонища… ветром ее как раз прямо ко мне несло. И стало мне любопытно узнать, чем это так шмонит – я тогда еще не чуял этот запах никогда и здорово впечатлился.

– Пахло, как всегда эльфами пахнет? – спросил Клык.

– Вот как у него от тряпок разило, – сказал Паук и ткнул пальцем в Инглориона. – Только раз в сто сильнее.

– Как тебя только не вывернуло, – сочувственно сказала Шпилька.

– Я старался думать, что просто след разнюхиваю по воздуху, – сказал Паук. – Не хотелось обозначаться так явно. Мне потом очень худо было, но это в перелеске уже, когда я выбрался. Когда все кончилось. Я слился быстрее, чем думал. Я потом понял, что можно было даже встать и идти – люди другим занимались, меня выслеживать никого не интересовало.

– Они там нюхали эту дрянь? – спросила Крыса. – Ты что, хочешь сказать, они специально для этого туда собрались?

– Ну, отчасти, – сказал Паук. – Хотя, они нюхали, конечно. И вид у них был, как у медвежат, когда они катаются на мертвечине. Одуревший такой, шальной. Никому до меня не было дела – так что я спокойно посмотрел, чем это они так заняты. И увидел эту тварь. Лешачку.

Инглорион вздрогнул. Веревка на пальцах орка натянулась в руну "смерть".

– Откуда ты узнал, что это она? – спросил Клык.

– Люди орали "Виват, Государыня!", – сказал Паук. – Ясное дело, кому. Одна ж Государыня у нас, она, гадина из леса. Я, хоть и был полудохлый, не перепутал бы ее с человеческой королевой, скажем, или принцессой. Потому что она была ни капли не похожа на человека.

Разумеется, невозможно сравнить Государыню с человеческой женщиной, думал Инглорион, сжимая кулаки и пытаясь унять нервную дрожь. Все-таки они – Зло. Они не могут смотреть на чистый Свет. И я не могу тут оставаться, если я не предатель.

– Как этот, не похожа? – спросила Шпилька, мотнув головой в сторону эльфа.

– А разве этот не похож? – Паук осклабился. – Он же совсем как человек. Я его без одежды видел. Он человек на все сто, что бы он там о себе не вообразил. А тут… даже описать сложно.

– Дива, – вырвалось у Инглориона, и все орки на него посмотрели.

– Дива, – неожиданно кивнул Паук. – Она сидела верхом на белесой твари… но не на лошади, не думайте. Это было не как зверь, а как… как тень зверя в мире теней. Шерсть на нем так колыхалась… туманно… башка – просто голый череп, без зубов, но с глазами, а изо лба росла такая штуковина… Не как рог у коровы, а вроде крученой пики, и тускло блестела. Костяным таким блеском…

Ничего себе, пораженно подумал Инглорион, но промолчал.

– А сама… Она была вся закутана в зеленое и серое, но не в ткань, а… – Паук обвел орков взглядом, скинув веревку с пальцев. – Я не умею описать. Оно дымно так клубилось вокруг, понимаете? А из этого дыма виднелись только голова и руки. Бледные, сероватые… Я голову не рассмотрел особенно, только помню, что глаза у нее были ярко-голубые… цвета неба зимой, в сильный мороз при солнце. Голубые и пустые. И холодные. И огромные. А пальцы длиннющие, сухие, как голая кость, но на самом деле не голая, а… простите, ребята. Совсем я не умею рассказывать. Только смотреть на это было просто жутко…

– Значит, это правда, – не выдержал Инглорион. – Откровенно говоря, я не думал, что это может оказаться правдой. Я разочарован, Паук.

– В лешачке? – спросил Паук, обернувшись к нему.

– В тебе, – сказал Инглорион, чувствуя, как в голос возвращается эльфийская надменность. – Видишь ли, в древних летописях сказано, что рабам Зла не дано видеть Перворожденных в их истинном обличье. Ваша приземленная, низменная природа не позволяет вам проникнуться Светом и Красотой, ваше жалкое сознание оставляет от светлого только страх. Ты видел не Государыню, а собственный ужас перед нею.

Орки переглядывались. Паук усмехнулся.