Массовое распространение образа «черного авто» в 1917 г. прослеживается по разнообразным источникам: это и криминальная хроника желтой прессы, и разоблачительная публицистика более авторитетных изданий, включая карикатуры, дневники и воспоминания современников событий. Все это позволяет нам обнаружить развитие данного феномена. Увиденные в дни революции характерные картины превращались в образы, закреплявшиеся на уровне подсознания. Автомобиль, вытеснивший в февральские дни прочие виды транспорта (попрятавшихся извозчиков и прекративший движение трамвай), становился символом революции, однако, связанный с насилием, он превращался в опасный, плохо управляемый объект, вызывавший у современников страхи. В хаотичном движении автомобилей, создававших в отсутствие полиции опасность для пешеходов, обыватели усматривали проявление какой-то мании, невроза: «Общее впечатление этого дня, да и последующего, — это бестолочь, а особенно гоньба грузовиков и автомобилей. Кажется, что весь город обратился в чудовищный, бестолковый корсо и весь катается, катается и накататься не может. Шины лопаются, машина испорчена, автомобиль бросается тут же на улице, где-то реквизируется другой — и айда! мчатся дальше и катаются, катаются, пока и этот испортится. Это уже не страсть, а раж, мания»[2450]
. Свидетельства Врангеля подтверждаются фото- и кинохроникой, запечатлевшей многочисленные легковые и грузовые автомобили, ощетинившиеся винтовками солдат. Для психиатра Н. Краинского, не принявшего февраль 1917 г., автомобиль стал символом вырождения человеческой культуры в революционном хаосе: «Орудие прогресса и культуры — автомобиль — стал эмблемой революции. Во время войны все автомобили реквизировались, и на них по городам катались офицеры штаба с сестрами милосердия. Теперь ими завладели товарищи, и они стремглав носились по улицам без всякого смысла»[2451].Объяснение неожиданному появлению на улицах столицы массы автомобилей отчасти кроется в деятельности Военной комиссии Временного комитета Государственной думы, создавшей специальный Автомобильный отдел, обеспечивавший перемещение по городу 43 комиссаров Временного комитета, а также прочих представителей нарождавшейся революционной власти. Как подсчитал А. Б. Николаев, уже 27 февраля у Военной комиссии оказалось 60 автомобилей, которые, пользуясь своими связями, достал инженер П. И. Пальчинский; на следующий день под контроль комиссии перешла автомобильная рота, пополнившая автопарк еще 30 единицами техники; кроме того, по приказу председателя Военной комиссии Б. А. Энгельгардта, прямо на улицах производилась реквизиция автомобилей, «катающихся без дела»[2452]
. В результате в районе Таврического дворца постоянно разъезжало около сотни автомобилей, создавая суету и нервируя прохожих.Впервые «черное авто» как призрак контрреволюции «появилось» в столице 2 марта. Меньшевик Н. Н. Суханов записал: «Появился в Петербурге некий „черный автомобиль“, мчавшийся, как говорили, из конца в конец столицы и стрелявший в прохожих чуть ли не из пулемета»[2453]
. Секретарь начальника городской милиции З. Кельсон вспоминал, как 3 марта в 3 часа ночи его разбудил комендант Городской думы и передал только что полученный пакет: «Начальнику милиции. Спешно. Секретно. В собственные руки». В пакете было отношение: «Коменданту города. По сообщению членов Совета Рабочих Депутатов Жукова, Васильева и др., сегодня ночью предполагается выезд черных автомобилей с черными флагами для обстрела милиционных постов. №№ их следующие»[2454]. Через некоторое время в Думу был доставлен арестованный гласный Д. А. Казицын, проезжавший на автомобиле под одним из этих номеров.В газетах активно заговорили о черных автомобилях с 9 марта. Так, «Русские ведомости» написали о предпринятых в Петрограде «таинственными моторами» ночных разбойничьих набегах, что якобы напали на след некоторой черносотенной организации[2455]
. 16 марта черные автомобили «добрались» и до Москвы, где их обнаружило воспаленное страхами сознание обывателей[2456]. Сообщалось, что «в Москве идут толки о появлении в ночное время загадочных автомобилей, которые без номеров и фонарей с бешеною быстротою проносятся по улице. Появление таких автомобилей замечено на Трубной площади и Сретенке». На следующий день в этой же газете появилась статья, начинавшаяся словами: «Похождение таинственных автомобилей продолжается» (на этот раз их видели несущимися по Садово-Спасской улице). Отмечалось, что из машин производились выстрелы, хотя преподносились эти сведения как чистейшей воды слухи. Примечательно, что хотя достоверно о выстрелах никто ничего не знал, тем не менее вести о появлении этих автомобилей вызывали у москвичей серьезное беспокойство.