Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

М. А. Булгаков, тонко чувствовавший массовую психологию эпохи и следивший за появлением фантастических слухов в печати, не без иронии описал эсхатологические страхи обывателей в фантастической повести «Роковые яйца» (1924): «Змеи идут стаями в направлении Можайска… откладывая неимоверные количества яиц. Яйца были замечены в Духовском уезде… Появились крокодилы и страусы. Части особого назначения… и отряды государственного управления прекратили панику в Вязьме после того, как зажгли пригородный лес, остановивший движение гадов…»[2693] Впрочем, слухи о крокодилах в Волге в окрестностях Самары могли опираться и на газетную публикацию июля 1916 г., сообщавшую, что во время спровоцированного обильными ливнями наводнения из открытого аквариума уплыл крокодил. Дирекция предупреждала, что когда крокодил проголодается, он начнет издавать жалобные звуки, напоминающие детский плач, поэтому жителям города рекомендовали быть начеку, особенно в Струковском саду, куда он мог направиться[2694].

Верующие люди особенно тщательно искали божественные знамения в дни религиозных праздников. Одна из самых резонансных историй, обсуждавшаяся в газетах по всей России и зафиксированная в дневниках современников, произошла 1 мая 1918 г.[2695] у стен московского Кремля. В этот день советская власть впервые праздновала Первое мая, которое пришлось на Страстную среду. Власти задрапировали Кремль, хранивший следы боев ноября прошлого года, красной материей. В том числе завешенной оказалась икона Николая на Никольских воротах. На улицах звучали «Марсельеза» и «Интернационал», а с колоколен доносился печальный перезвон Страстной недели. Наложение двух праздников — пролетарского праздника трудящихся и христианского праздника Воскрешения — усилило психологическую напряженность между сторонниками и противниками новой власти. Готье записал 2 мая: «Вчера они праздновали 1‐е мая; мы сидели дома» (выделено мной. — В. А.)[2696]. Впрочем, возмущены были не только верующие: «Дали бы лучше нам на юбки», — зло произнесла женщина, наблюдавшая, как в условиях дефицита текстильной продукции большевики разбазаривают красную материю[2697]. Кое-кто из верующих, кого пролетарская музыка отвлекала от молитв, собирались перед Кремлем и недовольно обсуждали его изменившийся облик, видя в этом осквернение христианских святынь. По-видимому, уже вечером 1 мая ветром приподнимало красную материю, приоткрывая икону Николая Чудотворца, в результате чего у Никольских ворот начала собираться толпа. В конце концов ткань порвалась, и верующие увидели в этом знамение. На следующий день «пронесся слух о совершившемся чуде. Толпа бросилась к Казанскому монастырю и к Иверской часовне, требуя служить молебен. Явившееся духовенство Казанского собора отслужило молебен. Толпа все более и более наэлектризовывалась. Часть бросилась к кремлевским стенам и стала срывать красные флаги и плакаты. Были вызваны латышские стрелки, которые, чтобы разогнать толпу, дали залп в воздух. Это не помогло и толпа продолжала бушевать. Тогда были вызваны конные милиционеры, которым в конце концов удалось очистить Красную площадь от толпы»[2698]. Рязанская газета «Голос свободной церкви» не обошла вниманием эти события, а попыталась интерпретировать их в историческом контексте, вспомнив, что первое чудо с Никольской иконой произошло в 1812 г., когда она осталась невредимой при взрыве Кремля наполеоновскими войсками. Та же газета сообщала, что в октябре 1917 г. икона, к ужасу толпы, сначала бесследно исчезла, но спустя три дня ко всеобщему ликованию («Угодник помиловал нас!») невредимой явилась вновь[2699].

Подлинные и мнимые происшествия с кремлевской иконой Николая Угодника получили большой общественный резонанс. Провинциальная пресса сообщала, что в Великий четверг (2 мая) «завертелся и как будто сгорел» закрывавший ее красный флаг; в эти же дни современники заметили комету[2700].