Слухи

Затем новобрачные повернулись к публике. Возникла долгая, неловкая пауза. Пенелопа увидела секретаршу своей матери, которая стояла в конце зала, нервно сжимая руки. Бриллианты собравшихся сверкали, глаза моргали. Бак шагнул к секретарше, заслонив ее от всех. Он начал хлопать. И тут все лица медленно повернулись к жениху с невестой. Некоторые захлопали, кое-кто встал. Через несколько минут аплодировали все. Казалось, сливки общества Нью-Йорка на мгновение забыли, а сейчас вспомнили, что присутствуют при красивом и трогательном событии. Некоторые матроны постарше пролили слезу. И Пенелопа поняла, что она по праву является звездой их сцены. Мир снова был стабилен, и она перевела дух. Все аплодировали и в один голос заявляли, что это красивая и идеальная пара и что истинная любовь все же существует. Глаза Пенелопы увлажнились, и, взглянув на гостей, которые аплодировали стоя, она преисполнилась к ним благодарности за то, что они стали свидетелями ее триумфа.

46

«Элизабет Адора Холланд была найдена живой. По-видимому, ее похитил бывший кучер ее семьи. Молодой человек был безумно в нее влюблен, когда служил у Холландов, и он планировал увезти ее в Калифорнию. Она не была продана в белое рабство, как прежде опасались. Молодой человек был убит, когда пытался скрыться вместе с этой леди, — эта ужасная сцена разыгралась на Центральном вокзале. Мисс Элизабет Холланд вернули ее семье, но она еще пребывает в слишком сильном шоке, чтобы давать сегодня интервью.»

Из специального вечернего выпуска «Нью-Йорк империал», воскресенье, 31 декабря 1899

Новый год наступил, и в доме Холландов наконец стихли рыдания. Женщины сидели за большим выщербленным деревянным столом в кухне, где царила мертвая тишина. Ни одна из них не проводила обычно много времени на кухне, но сейчас она казалась самым укромным местом. Здесь их вряд ли найдут. В ту ночь Диана впервые увидела, как ее мать сварила бульон. Затем она поставила чашку бульона перед старшей дочерью. Она несколько раз настаивала, чтобы Элизабет выпила его, и та несколько раз послушно подносила чашку к губам. Но уровень жидкости в ее чашке ничуть не уменьшался.

Диана наблюдала за сестрой, которая с убитым видом сидела за столом. Она так долго и безутешно рыдала, что, казалось, выплакала все слезы. Эдит была не в силах это видеть, поэтому она ушла в свою комнату, чтобы племянницы не видели, как она плачет. Диана чувствовала себя опустошенной. Вряд ли эта пустота когда-нибудь кончится. Ей казалось, что все хорошее и настоящее в мире погибло. Все сломано, уничтожено и разрушено.

— Элизабет, ты должна поесть. Ты должна попытаться заснуть, — уговаривала мать.

Впервые за долгое время кто-то в доме заговорил. На улице смолкла какофония праздничного веселья: закончился колокольный перезвон, не звучали больше веселые голоса тех, кто выходил с полуночной мессы или возвращался с Венгерского крестьянского бала в Мэдисон-сквер-гарден.

Когда полисмены принесли Элизабет домой, гордые и ликующие от того, что они сделали, Диана увела сестру наверх и выкупала в ванне. Элизабет была не в состоянии хоть что-то для себя сделать — да и сейчас тоже. Ее волосы высохли, и, хотя она куталась в одеяло, ее била дрожь. Она долго не отвечала, и, наконец, ей удалось произнести безучастно:

— Я не могу.

— Элизабет, — продолжала ее мать, медленно произнося слова, — сейчас ты, наверное, не можешь, но скоро ты должна попытаться. Все знают, что ты вернулась, и они не поймут, что ты любила Уилла. Нельзя, чтобы они узнали.

Карие глаза Элизабет встретились с глазами матери. Она моргнула, и сухие губы приоткрылись, как будто она хотела что-то сказать. Диане хотелось бы заставить мать умолкнуть. Она знала, что даже сейчас миссис Холланд неспособна не думать о своем положении в обществе.

— Они думают, что тебя похитили, Элизабет, и мы не должны их разубеждать. Наша семья пострадала, моя дорогая. Мы слишком много выстрадали. Мы потеряем все, если они узнают, кем был для тебя Уилл… кем ты была для него. И о том, что ты сделала. Ты меня понимаешь?

Элизабет с отсутствующим видом посмотрела на мать. Потом медленно перевела взгляд на Диану. Сестры несколько минут смотрели друг на друга. Диана сдвинула брови при мысли о холодной практичности их матери. Диана слегка покачала головой, чтобы дать понять Элизабет, что она думает обо всем этом.

— Она понимает, — наконец вмешалась Диана, говоря за сестру, поскольку та не могла говорить за себя.