Слуховая трубка

Кристабель протянула каждой по печенью. Все они были аккуратно завернуты в мягкую бумагу и оказались настолько малы, что мгновенно проскакивали в горло, ни на секунду не задерживаясь во рту.

— В каждом печенье бумажка с предсказаньем, — продолжала Кристабель. — Предлагаю, чтобы каждая прочитала вслух, что выпало ей.

Мы раскусили печенья и по очереди прочитали, что было написано на клочках бумаги. Сидели кружком вокруг пруда и говорили по часовой стрелке: Вероника Адамс, маркиза, Анна Верц, Джорджина, Кристабель Бернс и последней — я.

— Пусть ты потеряла надежду, но еще встретишь настоящую любовь, — сказала Вероника Адамс.

— Сражение почти выиграно, не разбрасывайся понапрасну; победа близка. — Это было предсказание маркизе.

— Тяжелый труд и несчастья не всегда останутся твоим уделом. Крепись, грядут перемены. — Анна Верц хотела было сделать какое-то замечание, но Кристабель подняла руку, призывая к тишине. Все молча согласились, что на нашем собрании она главная. Свечи оплывали на легком ветерке.

— Твоя отвага и доброжелательность вскоре получает вознаграждение. Не бойся тех, кто желает тебе зла; вскоре они будут посрамлены, — прочитала Джорджина, радостно посмеиваясь.

Следующая очередь была Кристабель:

— Твоя участь — преданность и служение святой цели.

Я развернула свой клочок бумаги и прочитала вслух:

— На помощь! Я узница в башне. — Последовало недолгое молчание, а затем Кристабель, чтобы исключить всякие обсуждения, достала из-под шали маленький тамтам и стала в него ритмично бить. Мы в такт закивали, затем стали притоптывать. Вскоре мы уже приплясывали вокруг пруда, размахивали руками и вообще вели себя очень странно. Но в тот момент не находили в нашем удивительном танце ничего чудного. Никто не ощущал усталости. И даже Вероника Адамс, которой было за девяносто, прыгала так же радостно, как остальные. Никогда я не испытывала такого удовольствия от ритмичного танца, даже в те дни, когда кружила в фокстроте в объятиях какого-нибудь годящегося мне в женихи молодого человека. Нас вдохновляла какая-то волшебная сила, наполнявшая энергией наши дряхлые остовы.

Кристабель запела в ритме ударов по тамтаму:
Белзи-Ра, приди, Геката,
Барабана звук услышь.
Инкала Иктум к экватору
Птицей быстрой полетишь.
А с экватора на полюс
Эпталум в земле ползет,
Прорывает путь, как крот,
Зам Поллум, в огнях сиянья
Радость мощи дарованья
Дай нам вволю всем испить,
Диких пчел полет узрить.
А потом под барабан
Молим вместе: Поллум Зам,
Приведи своей десницей
К нам Тартарскую Царицу.

Песня повторялась снова и снова, пока над круглым прудом не сгустилось облако, и тогда мы все в унисон закричали: «Зам Поллум! Аве, аве, Царица всех пчел!»

Облако обрело форму гигантского шмеля величиной с овцу. На нем была высокая железная корона, усыпанная кристаллами, звездами преисподней.

Возможно, это была коллективная галлюцинация, хотя мне так никто и не сумел объяснить, что такое коллективная галлюцинация. Чудовищная Царица пчел медленно кружила над водой и с такой скоростью взмахивала хрустальными крыльями, что они излучали бледный свет. Когда она посмотрела на меня, я невольно поежилась, увидев странное сходство между ней и аббатисой. И тут она закрыла большой, с чайную чашку, глаз и подмигнула мне. После чего не спеша растворилась, начиная с волосатого жала и кончая кончиками закрученных усиков. В воздухе остался восхитительный запах дикого меда.

По какой-то необъяснимой причине никто не услышал шума нашего действа, и мы, избежав наказания, разошлись по домам, спокойно улеглись в постели и спали долго, без сновидений. Но, прежде чем мы расстались, Кристабель назначила новую встречу — в полночь через три дня.

По общему молчаливому согласию мы не стали обсуждать явление Зам Поллум, Верховной царицы пчел. Но были полны мужества и решимости добиться нашей цели.

Конечно, было нелегко сидеть за столом и не съесть даже крошки хлеба. Под все более подозрительными взглядами доктора Гэмбита приходилось все сильнее мобилизовать волю. Нелегко было противиться и голоду, ведь два печенья в день — не слишком питательный рацион. Доктор Гэмбит ежедневно обращался к нам с наставлениями — и все без толку. Мы оставались непоколебимы.

Миссис Гэмбит не уставала, мучительно улыбаясь, отпускать едкие замечания. Никто из нас не разговаривал ни с Наташей, ни с миссис ван Тохт, и я со временем заметила, как они сильно осунулись. Держались постоянно вместе и появлялись из самых неожиданных мест, видимо, надеясь подслушать, о чем мы говорим. Но мы не теряли бдительности, и даже Анна Верц стала говорить вполголоса, короткими предложениями.