В отличие от дяди Миши родители Ярослава никогда ни в чём не сомневались. Они говорили уверенным тоном: «Надо сделать то-то и то-то», «Ты должен…», «Уважающий себя человек обязан…» На любой вопрос у них был готов ответ. Иногда это было всего лишь «мне некогда» или «не приставай с глупостями», но всякий раз Ярославу давали понять, что если не отвечают, то это не от незнания – просто тема не стоит разговора. Он, если подумать, ни разу не разговаривал с папой и мамой так, как сейчас мог поговорить с дядей Мишей или тётей Мариной.
Дома всегда было понятно, кто тут главный – конечно, родители (мама главнее, но папа почему-то думает, что наоборот). Когда Ярослав рассказывал, как прошёл день, это немного напоминало экзамен, где можно дать верный ответ, а можно и насажать ошибок, за которые немедленно снизят оценку и начнут стыдить. А вот дядя Миша оценок не ставил. Странно, он же преподаватель… Он правда преподаватель?
Дядя Миша не поленился перед сном посадить около себя Оксанку и долго и обстоятельно объяснял ей, что бурхан не могила. Погуглил что-то у себя на ноутбуке, и они вместе читали и рассматривали картинки, прижавшись плечом к плечу. С дивана то и дело слышалось дядь-Мишино «не знал» и «ну надо же, как любопытно!».
Пока они так сидели, Ярослав потихонечку искал в планшете, можно ли в домашних условиях выкормить птенца трясогузки, но, как это часто случается в Интернете, информация была самая противоречивая, а потому и ответ найти оказалось невозможно. Да и зачем?.. Вот узнал бы он точно, что да, можно выкормить или что нет, нельзя, – разве стало бы ему от этого легче?
Хоть Оксанка и просидела с отцом битый час, слушая про бурханы, под кустом всё осталось на своих местах – и крест, и ленточки, и монетки с конфетками. Их стало даже больше. А к концу недели о птичках все забыли за более важными делами.
Ярослав после того случая на время охладел к фотографии и стал усиленно лепить. Ему больше не хотелось
Яна приходила на занятия вместе со всеми, но часто отвлекалась, поддразнивала малышню, а сама лепила некрасиво и неаккуратно – она ни капельки не старалась, а делала всё тяп-ляп, лишь бы побыстрее. И опять Ярослава кольнуло сомнение: ту, самую первую глиняную свистульку, птицу в ярком оперении, точно ли она слепила? Чем больше он наблюдал за Яной, тем меньше в это верил. Яна, пожалуй, даже аккуратно раскрасить такую свистульку не смогла бы: у неё бы просто не хватило терпения.
Но он ничего не стал рассказывать тёте Марине. Та давно забыла о пропавшей фигурке. Он решил, что лучше ещё потренируется и сам слепит и распишет точно такую же. Распишет и спрячет где-нибудь в комнате, чтобы тётя Марина её «нашла». Потому что Яна наверняка так больше никогда не сделает, у неё в тот раз случайно вышло взять птицу, он это чувствовал!
Каждый вечер звонила мама. Расспрашивала, что ел и хорошо ли спал, загорел ли, не мёрзнет ли по ночам, и хороша ли погода, и удалось ли наконец добраться до Байкала. Он отвечал как мог подробно, но это был довольно сложный квест: мама задавала скучные взрослые вопросы, на которые почти нечего ответить. А что на Байкале до сих пор не были – тут он по напряжённому молчанию в трубке догадался, прямо увидел, как мама поджимает губы, а потом и услышал её обычное: «Вот чудики! В таком месте живут, а на Байкал не ездят!», сказанное неприятным высоким голосом. Ярослав про себя решил, что в следующий раз лучше соврёт, лишь бы мама не думала о дяде Мише и тёте Марине плохо и «чудиками» их не обзывала.
Яна опять пропала куда-то. Она и раньше пропускала занятия по лепке, не очень-то они ей были интересны, но во время мастер-классов почти все дети работников музея сидели дома у тёти Марины, так что по территории болтаться в это время всё равно было скучно и не с кем. Когда Яна не пришла в третий раз, Ярослав забеспокоился. Он несколько дней совсем не видел её.
Вот странно: когда он встречал её, Яна начинала его дразнить и подначивать, и в такие моменты ужасно хотелось, чтобы эта вредная девчонка убралась куда подальше и не появлялась. Но стоило ей пропасть – и сразу хотелось бежать искать. То есть он себе, конечно, не признавался, что хотелось, вот только ноги сами в такие дни тащились в самые дальние уголки заповедника, глаза сами зорко смотрели по сторонам – не мелькнёт ли где светлая голова Яны в плохо причёсанных кудряшках, а уши сами ловили каждый звук – не послышится ли где Янин громкий смех.
«Удивительно, как нелогично устроены люди, – думал Ярослав. – То ли дело математика: решаешь себе задачку, и она либо сойдётся с ответом, либо не сойдётся, но так, чтобы два противоположных ответа и оба верные – это уж дудки!»