Слушая других

Открою тайну: студентам-медикам делают особые прививки с цинизмом. На 4-м курсе, во время начала клинической практики. Чей-то организм отторгает вакцину, и такой человек остаётся излишне восприимчив к страданиям других. Он скоро начинает плохо спать и заболевает психосоматическим расстройством. Другие же переносят вакцинацию хорошо, и навсегда их иммунная система приобретает особые антитела к боли других.

Но искусство не в том, чтобы отпускать чёрные шутки по поводу смерти и громким голосом обсуждать пациентов. Искусство в том, чтобы знать, когда быть эмпатичным, а когда прибегать к цинизму и холодному рассудку.

И я верю в выбор каждого человека.

ОЛЕГ

Олег всем своим видом вызывал у меня неприязнь. Его синие от наколок руки, золотые передние зубы, хрипловатый голос, особая манера смотреть на собеседника — исподлобья, словно с презрением или превосходством. И лицо, похожее на сотни других подобных лиц.

Олег был прямиком с тёмной стороны жизни, им можно было бы пугать непослушных детей.

А ещё он был убийцей.

Олег убил своего отца. В прямом смысле этого слова.

За это преступление он отсидел 6 лет, «откинулся» только 4 месяца назад. Сейчас ему 32 и он пришёл за помощью к нам в отделение. Медсестры долго перешептывались у него за спиной и вопрошали меня, зачем мы его взяли. Но отказать я не видел повода. Даже не так: я не видел необходимым отказывать ему в помощи. Чем он отличается от других «невротиков»? За своё преступление он уже отбыл наказание и не мне его судить...

— Как ты сказал, тебя звать? — пренебрежительно бросил он.

— Обычно меня не зовут, я сам прихожу, — я постарался максимально спародировать его пренебрежительный тон.

Олег резко глянул на меня, но тут же в углах его глаз появились маленькие морщинки. Он был явно заинтересован и сейчас изучал меня.

Я решил прервать эту «зрительную дуэль»:

— И ещё раз: звать меня Илья Александрович, но если вам сложно запомнить, то можете называть меня просто: Илья Александрович.

Олег не отреагировал, склонив голову на бок, он спросил:

— Сколько тебе лет, док?

Я, было, не ответил заготовленной фразой «Столько не живут», но осёкся. Обычно вопросы про возраст вызывали во мне смешанные чувства. Я знал, что вслед за ними обязательно последует обесценивающий комментарий или какая-нибудь ухмылка, типа, «Ай, что с тебя взять, ты такой молодой?».

— А что вы будете делать с моим ответом? — ответил я, не прибегая ни к каким «уколам».

Олег равнодушно пожал плечами.

— Ясно, — несколько наигранно сказал я. — Но, скажите Олег, когда вы очень сильно хотите есть, вам не всё равно, кто вам еду подаёт?

Вместо ответа Олег вновь пожал плечами. Я же почувствовал, что теряю поле битвы, вернулось знакомое ощущение, что я — наивный юный шарлатан. Вот передо мной сидит пациент, с которым я ничего не смогу сделать своими скудными психотерапевтическими навыками. И мне придётся назначить ему привычный прозиум и вести формальный опрос... Я словно загнан в угол: «лечить нельзя помиловать».

Хотя с другой стороны: передо мной сидит человек, привыкший бросать вызов, привыкший строить своё общение на манипуляциях. И, похоже, что сейчас я втягивался в эту психологическую игру.

Нужно было срочно менять тактику.

— Ну что, Олежка, — расслабленно произнес я, покачиваясь вместе со стулом. — Понимаю, вот перед тобой сидит молодой психотерапевтишка без категории. Да ещё и бородатенький...

Олег округлил глаза.

«Попался, сученок!» — мелькнуло у меня в голове.

— Но, видишь ли, — продолжал я, — я всё равно буду лечить тебя. И не потому, что мне придётся это делать. О, нет! Я могу с легкостью передать тебя другому доктору, да и ты сам можешь выбрать себя врача. А потом ещё одного, а потом ещё одного. Пока не убедишься, что «все доктора-пустословы». Но нет. Со мной такой манёвр не сработает. Хорошая попытка, но нет.

Взгляд Олега поменялся с удивленного на явно озлобленный.

«Главное, не перегнуть.», — подумал я.

— А теперь, душа моя, поднимайся и ступай в палату, тебя позовут за назначениями.

— Я... — открыл он рот.

— Всё завтра, — резко обрезал я. — Давай всё завтра.

Олег с задумчивым видом вышел из кабинета.

Сменив манеру общения, я попытался поставить его на место, показав, что я не собираюсь бояться или относиться формально к работе. Это было достаточно рискованно, так как требовало от меня играть не совсем типичную роль.

Сейчас, спустя несколько лет, я могу признаться самому себе, что было и ещё кое-что: похоже, я рассчитывал на то, что Олег совершит какое-нибудь нарушение режима и это приведёт к его исключению из отделения. Он запросто мог прийти после закрытия дверей, напиться или нахамить кому-то. Тем более что медсестры были настроены к нему крайне враждебно. В палате его тоже не очень приняли: кого обрадует соседство с бывшим ЗК?

Да, я надеялся, что пациент саботирует лечение и тем самым избавит меня от ответственности.

Похоже, что я искренне боялся Олега и всеми силами стремился не работать с ним. Однако на то момент я не смог признаться себе в этом.