Догадка была настолько очевидна и ужасна, что я не хотел об этом думать или произносить вслух. Внутри меня всё кричало: подобное просто не должно происходить с детьми! Но в жизни Кати это уже случилось и прошлого не изменить.
—
— Тогда вы не могли защитить себя, а мать...
Лицо Кати напряглось, глаза превратились в щёлочки — она злилась.
— А мать, — продолжил я, — не смогла вас защитить...
— Или не захотела, — сказала, как отрезала.
— Оправданий ей я искать не буду, она знала, о том, что происходит в семье.
Катя кивнула, её лицо расслабилось.
— Но вы можете пообещать себе, — сказал я более заботливым тоном, — что
Я замолчал, повисла длинная пауза, и это было спасительной передышкой для меня.
— Знаете, — задумчиво произнесла Катя, — то, что было... это было мерзко. Это было ужасно. Он не должен был так поступать.
Она усмехнулась:
— А ведь он, спустя несколько лет, неожиданно «нашёлся». Да, около двух месяцев назад он написал мне, мол, давай встретимся, пообщаемся, все дела... И я понимала, что должна бы радоваться, но меня как парализовало: я тогда застыла перед компьютером, тупо пялилась на его письмо и чувствовала, как дрожат руки. Так и не ответила ему...
Катя посмотрела на меня, я выжидающе молчал.
— То, что было останется со мной, — продолжила она. — Но это не влияет на мою жизнь. Тогда я была беспомощной и не могла что- то изменить, не могла дать отпор или сказать «Нет!». Вся эта боль скопилась во мне, всё это привело к тому, что я...
Катя осеклась и покосилась на меня. Я поднял брови.
— Да, теперь я поняла, почему это со мной происходит, — сказала она, задумчиво глядя сквозь меня.
Я продолжал молчать.
— Я не хочу, чтобы это повторилось и знаю, что не повторится! — продолжала Катя. — И эта злость. Сейчас она не имеет смысла. Я не должна хранить её так долго. Он больше не имеет власти надо мной.
Она замолчала.
Я покивал головой, не хотел своими пустыми измышлениями мешать ей, не хотел разрушать момент. Катя пристально посмотрела на меня, словно пытаясь прочитать мои мысли.
А я, в свою очередь, думал о том, что Катя переживёт эту утрату и сможет примириться с прошлым. По крайне мере, теперь она не боялась признаться сама себе в том, что с ней случилось, и что она пережила. Ей предстоял ещё долгий путь, и я был готов сопровождать её как психотерапевт.
Когда я приступал к написанию этой истории, то имел самые смутные представления о Пограничном личностном расстройстве. Мне понадобилось некоторое время, чтобы до конца понять, что же имеют ввиду разные авторы, когда употребляют термин «borderline». К моему удивлению, я отметил, что большая часть самых сложных и неоднозначных клиентов несли в себе черты «пограничности». Однако ещё большим удивлением стало нераспространённость данного диагноза в отечественной психиатрии.[12]
В памяти всплыло множество клинических разборов «сложных» пациентов и замудрённые нозологии, которые формулировали высокие учёные лбы. Я ощутил смесь смущение и страха — так как разом осознал значительную часть своих собственных ошибок. В своё оправдание могу сказать, что неправильные диагнозы и непоследовательное лечение в итоге приводило к ремиссии. Однако теперь я понимал, что улучшения можно было бы добиться «меньшей кровью».Пограничное расстройство всегда проявляется в отношениях и поэтому, если специалист удерживает обезличенный контакт «врач-пациент», динамика будет слабой. Ровно до той поры, пока профессиональная отчужденность не начнёт спадать. История начинается с гневной вспышки Кати и это демаркационная линия смены отношений в данной терапии. Мне хочется верить, что с моей стороны это был ловкий психотерапевтический трюк, необходимый для диагностики и развития динамики. По крайней мере, я надеюсь, что это был «трюк», а не проявление непрофессионализма.
В первой версии истории Катя была бисексуальна, точнее в тексте я окольными путями догадывался о её лесбийском опыте. Данный факт должен был подчёркивать нестабильность её сексуальной ориентации, что, при наличии прочих симптомов, также указывает на пограничное расстройство.
В тексте упоминается уход отца — как значимая психотравма, однако умалчивается, что то, что было до ухода является ещё более значимым и длительным психотравмирующим событием, растянувшимся на годы. Однако не стоит думать, что именно это привело к пограничному расщеплению. Данная патология формируется гораздо раньше, но всё последующие события могу усугубить положение вещей. Я отдаю себе отчёт, что данный рассказ недостаточно хорошо описывает этот процесс, но целью было описать именно динамику взаимодействия.