В 2015 году от болезни Альцгеймера умер гениальнейший писатель Терри Пратчет. Годами ранее он планировал самоубийство или эвтаназию, чем породил большую шумиху и споры.
В 2016 году швейцарская компания AC Immune приступила к клиническим испытаниям лечения против болезни Альцгеймера.[11]
КАТЯ
— ...ДА ВЫ ДОСТАЛИ МЕНЯ УЖЕ СВОИМИ ИДИОТСКИМИ ВОПРОСАМИ, ОТВЕТЫ НА КОТОРЫЕ САМИ ЗНАЕТЕ!!! Зачем вы мне их задаете?!! — кричала на меня Катя.
— Угууу... — протянул я елейным тоном. — Что-нибудь еще?
— ДА ПОШЛИ ВЫ В!..
— Да я там родился! — резко оборвал я Катю, но сделал это без тени раздражения.
Она замолчала, краска подступила к её лицу, и вскоре потекли слезы. Катя плакала навзрыд.
Слёзы... Это не то, что я хотел от первой беседы. Нет-нет. Я не ставил себе цель «довести» Катю, и вообще доводить кого- либо — как-то не гуманно. Такой ловкий шарлатанский прием: после того, как человек выплакался, эмоциональное напряжение спало и он чувствует себя лучше. Здесь, хитрый специалист может сказать: «Вот видите, вам уже лучше, вам полегчало...» и оставить пациента без дальнейшей когнитивной переработки, без дальнейшего осмысления. Нет, не мой вариант. Уже давно прошло то время, когда я мерил качество сеанса по количеству соплей и слёз.
В больницу Катю привела эмоциональная несдержанность. Её аффективные вспышки представляли большую проблему для окружающих. Несколько раз её увозили по «скорой» с суицидальными попытками во время таких «взрывов». Поводом могло служить что угодно, но последнее время всё чаще и чаще это происходило просто так. В один из таких раз Катя попала в общее отделение, у неё подозревали психотическое расстройство. Но уже через несколько дней она была выписана, Катя полностью успокоилась, а её рациональность и холодность рассудка поразила всех. Кроме того, Катин маргинальный образ жизни вызывал сильную тревогу у её гиперопекающей матери.
Катя продолжала плакать и останавливаться не собиралась.
— Возьмите, — я протянул Кате салфетки.
— Спасибо... — ответила она, хлюпая носом.
Прошло ещё некоторое время. Я смотрел на Катю с добродушной улыбкой, внимательно разглядывая её внешность.
Ей было около 25 лет на вид, круглое лицо с вздернутым вверх носом, карие глаза. Пара лишних килограмм у неё явно присутствовали. Она была симпатичной, но во всей мимике читалась какая-то грубость. Русые волосы были подстрижены странным образом: часть прядей доходили до подбородка, а часть были выстрижены под корень. Картину прекрасно дополняли уши, увешанные десятком маленьких серебряных колечек. Эта странная, в чем-то подростковая, грубость в мимике и поведении вызывали живой интерес у моего «внутреннего психиатра», который цеплялся за любую странность в других людях, побуждая меня исследовать и узнавать.
— Всё? — спросил я, когда Катя затихла.
— Всё, — ответила она спокойно, не глядя на меня.
— Ну, хорошо. Вы же понимаете, что я не хочу вас обидеть?
Катя покосилась на меня.
— Давайте так, — продолжал я, — в классической психотерапии мы можем потратить пару встреч на знакомство, пять встреч на преодоление сопротивление, еще несколько встреч на определение цели терапевтического воздействия... Но здесь наше время ограниченно. Так что я предлагаю пропустить момент «знакомство» и «сопротивление» и сразу перейти к делу, решив, что мы доверяем друг — другу.
Может быть я и говорил с самодовольным тоном, но небольшой эффект это, всё же, возымело. Катя кивнула, ещё раз хлюпнула носом и развернулась на стуле ко мне лицом.
— Итак, в тот момент, когда нас прервала ваша аффективная вспышка, я спрашивал вас о том. Есть ли у вас парень? — начал я.
— Да, только вы сами ответили на свой вопрос, сказав, что «О чём это я? Вряд ли», — Катя передразнила мою интонацию.
Я улыбнулся:
— Ну, да, точно... Вот и говори после этого, что не хотел обидеть.
Признаться, я недоумевал, как мне удалось ляпнуть настолько некорректную фразу. Для меня это произошло незаметно и, если бы Катя не отметила это, я бы благополучно забыл о своей оплошности.
— Да нет, я понимаю, о чем вы хотели сказать, — сказала Катя, прервав полет моих мыслей. — Но, есть у меня парень или нет — не имеет к делу никакого отношения, — продолжала она, глядя в сторону.
— Ну, вообще-то всё имеет к делу отношение. А наличие или отсутствие отношений тем более, — возразил я, но тут же покривился из-за тавтологии в своих словах.
Катя еле заметно улыбнулась углом рта, посмотрела на меня, сощурила глаза и тут же перевела взгляд в сторону.
Выглядело так, что она что-то скрывала, но после своей нелепой ошибки, я боялся делать какие-то предположения. Мне нужна была реабилитация в глазах клиента.
— Хорошо, моя вина, — примирительным тоном сказал я. — Что тогда «не так»? Что привело вас сюда?
— Ну, там же всё написано, — кивнула Катя на историю болезни на моём столе.
— И точно ведь, написано, — я пролистал несколько страничек и демонстративно отодвинул «историю» в сторону. — Но на заборе тоже написано и знаете что?
— Что?
— Я проверял! Там нет.