Слушайте, о волки!

Желающие могут развить ход мыслей автора работы или попытаться выполнить аналогичное задание самостоятельно.

Однако метапсихология, в своих попытках приблизиться к Традиции и Принципу ищет не ответы на отдельные частные вопросы, а те ответы, что объясняли бы пусть и не всё, но многое, поэтому не может удовлетвориться тремя очевидными для мистера Барнума (и, вслед за ним, и для нас) соображениями, что, во-первых, цирк уродов востребован, во-вторых, он востребован потому, что каждую минуту рождается его потенциальный потребитель, и в-третьих, что всё потенциальное внимание этого потребителя с детских лет ограничено репертуаром цирка: следовательно, у него просто не остаётся возможности хотеть чего-то другого, отличного от того, что ему в этом цирке предложено.

Нас интересует, так сказать, главный фокус.

А главный вопрос, поставленный цирковой моделью мистера Барнума, безусловно, состоит в том, почему такой цирк стал возможен и востребован сейчас и почему его невозможно было построить, скажем, хотя бы каких-то пять тысяч лет назад (а если бы кто-то сдуру и решил соорудить нечто подобное, то просто остался бы в качестве единственного посетителя собственного балагана).

Ответ на этот вопрос лежит, безусловно, в области чудес куда более серьёзных, чем те, которые разворачиваются на арене цирка мистера Барнума. Одно дело показывать зевакам женщину с бородой; или старую шлюху с русалочьим хвостом; или иллюзиониста, в шляпе которого бесследно исчезают ваши часы и брюки, платежи по кредиту, а также нефть, газ и лес, взамен которых он достаёт вам из рукава фантики и мишуру; или клоуна, который с каменным серьёзным лицом откалывает такое, от чего весь мир сотрясается в конвульсиях смеха; или усталого медведя, который давно не может не то что сожрать дрессировщика, но хотя бы отказаться выходить из клетки на вечернюю репетицию. Все эти фокусы вполне понятны, объяснимы и не сложно выполняются технически: достаточно в течение нескольких недель полистать учебники по социологии, политологии, психологии и экономике. Поэтому главная благодарность в адрес мистера Барнума выражена нами не по поводу тех демонстраций, которые представлены на арене его цирка, и наглядно позволяют понять все современные политические, экономические и психологические процессы, а по поводу самого факта существования его цирка. Тень нужна именно для того, чтобы оттенять свет: и главный фокус становится понятен тогда, когда зритель отвлекается от предлагаемого зрелища, потихоньку выходит из зрительного зала и начинает, так сказать, обозревать само здание цирка снаружи.

Как уже отмечалось в начале книги, в завершающем периоде Кали-Юги, участниками которого нам всем выпала честь стать, логика всего происходящего в мире, в известном смысле, вывернута наизнанку. В предыдущих временных циклах, несмотря на некоторое постепенное снижение и деградацию, мир двигался всё же по плоскости, хотя и по наклонной. Сегодня плоскость завершилась, и кривая мира ушла вниз по практически отвесной экспоненте: внутренне это примерно сопоставимо с ощущением лыжника («Лечу, ёпта…»), под ногами которого закончился трамплин. В этом состоянии свободного падения происходит пространственно-временная метаморфоза, смена потенциалов мира на обратный, – минуса на плюс, плюса на минус, – что приводит к постепенному выворачиванию мира наизнанку, подобно старому шерстяному носку (упомянутый лыжник испытывает ощущение, что его желудок, явно находящийся внутри тела, становится больше него самого: ощущение, известное каждому из нас как «сосёт под ложечкой»). Таким образом, многие или почти все феномены такого мира следует трактовать в логике, обратной той, в которой они представлены.

Обыденная логика, к которой с рождения приучен среднестатистический бандерлог, состоит в том, что мир создан до него и кем-то другим, а ему, так сказать, предлагается занять в этом мире место, соответствующее в лучшем случае его талантам и способностям (включая, в ряде случаев, способность с энтузиазмом делать непрерывный минет), а в худшем случае являющееся результатом идиотского стечения обстоятельств. Как видим, в этой логике человеку отведено сомнительное место творения, а не Творца, причём термин «творение» весьма легко заменить на семантически и содержательно аналогичное ему слово «тварь» («твари Божьи»): что, сплошь и рядом, и происходит. Если же, вопреки логике контртрадиции, перевернуть эту схему обратно с головы на ноги, то мир, наблюдаемый человеком в ежедневном режиме, мир в котором он пребывает, и с которым он сражается по мере своих сил, внезапно оказывается сотворённым им самим.