Какой идиот! Я не смотрел ее паспорт. Да даже если и глянул бы, то точно не запомнил бы деталей. Поэтому сейчас мне срочно нужно было рвать когти в сторону агентства, а потом мчаться за своей негодницей хоть к черту на кулички. Понятно, что могут и не сказать, но красненькие купюры обычно действуют намного эффективней, чем любые словесные аргументы.
Глава 37
— Мам, пап! Я приехала! — громко и будто бы радостно оповестила я домашних. Хотя на самом деле на душе скребли кошки. По факту, я вернулась победительницей, хотя бы в том деле, которое затевала. А вот любовь, проникшая в каждую клеточку, была побочным эффектом. Теперь, сбежав от Барковского, я остро почувствовала, что значит любить. Это нестерпимое желание быть рядом, касаться, говорить.
После этих двух сумасшедших дней, перевернувших мою жизнь, родной дом показался холодным и чужим. Любовь к родителям перестает быть первостепенной, когда душу заполоняет любовь к мужчине. Хотелось реветь от своей самостоятельности. Но что сделано, то сделано.
Родителей я нашла в столовой. Папа еще не успел уехать в офис, и они с мамой пили кофе, который всегда собственноручно готовила мама. Они были такие милые, как попугайчики — неразлучники. Уверена, что с годами их привязанность становится только крепче. Просто сказка какая-то. Мама встрепенулась и приготовилась причитать. Но папа ее опередил.
— Агуша?! Что случилось? — максимальная концентрация тревоги повисла в воздухе. Папа поднялся навстречу и прижал меня к себе. — Ну что, заноза моя, что опять не так?
— Родители, все так! Не переживайте! Просто я поняла, что искусство мне ближе маркетинга и управления. Мамины гены оказались сильней! Поэтому я пока посижу дома, а потом буду решать, чем заниматься. И бездельничать я тоже не буду.
— Агушенька, девочка моя, ты должна поесть что-нибудь с дороги. Я сейчас тебе кофе сделаю, — перехватила инициативу облизывания мама.
— Арина Витольдовна! Не хлопочите. Единственное, чего я хочу, это в душ и в кровать. Я в поезде не спала, — сказала я почти правду. Я хотела в кровать, зарыться под одеяло и тихонько поскулить, чтоб никто не слышал.
То, что Барковский для себя что-то решил, было и ежу понятно. «Моя девочка» просто так не говорят. Но я хочу всего! Хочу слов любви. А «девочка» — это конечно очень трогательно, но от него рукой подать до снисходительно — пренебрежительного «детка». А детка сегодня одна. Завтра другая. Но я хочу быть единственной! И поэтому сбежала.
И очень нелегко было оторвать, можно сказать, с кровью, гарантированное, уже имеющееся счастье, хоть и неполное, и убежать в пустоту. С призрачной надеждой, что он, как настоящий Принц, найдет, и все будет, как в сказке.
И сейчас перед глазами спящий Барковский. Во сне он был таким трогательным и милым, таким домашним и родным, что хотелось забиться ему в подмышку и замереть от счастья. Просто быть его девочкой, которой ничего не нужно решать. Но которой как-то все равно нужно будет решиться и признаться, что я это я. И это тоже подтолкнуло меня к бегству. Пусть он сам как- то узнает, догадается. А потом прижмет меня к себе и скажет, что полюбил Золушку, а уж принцессу еще больше будет любить. Ну или что — то такое девчачье — розово- сопливое.
И от понимания того, что этого может не быть, я разревелась — стало жалко себя до ужаса. И я уже хотела растравить свои душевные раны по максимуму, как вдруг здравая мысль мигом привела меня в чувство.
Если Тимофей решит, что я ему нужна, я — в образе служанки, то он приедет к нам и потребует Анюту. А тут Анюта, да не та. Придется папе объяснять, где я была на самом деле. Боюсь, что безграничное доверие будет подорвано. А вдруг он еще больше обидится на Барковского за то, что держал его дочь в прислугах?! Нет, этого категорически нельзя допустить!
Пулей я слетела вниз.
— Пап, мне срочно нужно отправить Анюту в командировку! В Казани у меня остались незавершенные дела, но они бытового характера. Самой мне уже не хочется возвращаться. Я устала. Там же квартира оплачена до конца месяца, пусть поживет и развеется, а то она кроме своей Костромы ничего не видела. Пусть у нее будет отпуск! — делаю умильную рожицу, при виде которой отказать может только совершенно бессердечный и бесчувственный человек. Папа, конечно же, не такой, но он и не глупый. Он окинул меня подозрительным взглядом и строго спросил:
— Аглая! Ты ни в какую историю не вляпалась?
— Папуля, ну ты же знаешь! Я у тебя самая благоразумная дочь, — заверяю я и скрещиваю пальцы за спиной. Чем — чем, а благоразумием я прямо переполнена, хоть раздавай налево и направо, как гуманитарную помощь.
Не могу ж я объяснить, что больше не вижу способа убрать Анюту из дома!
К счастью, моя безупречная репутация в глазах родителей сыграла свою роль, и папа согласился.
А мне пришел в голову поистине грандиозный план, реализовать который я смогу только при наличии душевного подъема. А тот, соответственно, может появиться только если Тим меня, то есть Анюту, будет усиленно искать и не найдет. Тогда ему помогу.
Глава 38