Служанка

Он поднес ребенка ближе к лицу, и в этот момент зверь настороженно замер и принюхался. Он был недоверчивым, его зверь. Тяжело принимал перемены, никому не доверял, не признавал ласку и всегда держался настороженно. Вот и сейчас… Штефан чувствовал, что волк не торопится восторгаться потомством и ждет какого-то подвоха. Он ощущал недоумение своей сущности, ее растерянность, а потом все это исчезло и сменилось нетерпением и затаенным интересом.

Штефан усмехнулся. Зверь верен себе, но все же и он не смог устоять. Потянулся к ребенку, принюхался, запоминая новый запах, и в тот же миг замер, принимая то, что сам Штефан понял уже в те первые секунды, когда взял сына на руки. Это его продолжение. Его потомство. Арн, в котором уже сейчас чувствуются отголоски сущности. И зверь сдался. Штефан почувствовал, как легко стало дышать. И как светло и спокойно на душе. Его зверь, его вечный противник наконец-то сдался. И виной тому тот, кто стал теперь смыслом всей их жизни, — ребенок. Драго.

Штефан посмотрел на жену. Эли глядела так… Столько нежности, любви и гордости было в ее взгляде, что он проглотил вставший в горле комок. Помирать будет, а этот ее взгляд не забудет.

Элиния приподнялась на подушках и слабо улыбнулась.

— Он похож на тебя, — тихо сказала она. — Такой же красивый.

— Эли.

Штефан хотел сказать очень много всего, грудь распирало от невысказанных слов, но единственное, что он смог сделать, это стиснуть ребенка крепче, склониться к жене и прижаться щекой к ее щеке.

— Я люблю тебя, Элиния, — прошептал он, не обращая внимания ни на прислугу, ни на застывшего у постели лекаря. — Очень люблю.

Ответить жена не успела — Драго смешно закряхтел, завозился, и спальню огласил требовательный крик.

— Дай мне его, — протянула руки Элиния. — Дай мне Драго.

На ее лице застыло непривычное выражение. В синих глазах появилась озабоченность, но они сияли таким ровным ярким светом, в них было так много тепла…

Штефан смотрел, как Эли кормит сына, наблюдал за движениями жадных маленьких губ и чувствовал, как душу затапливает незнакомое и новое чувство. А сердце ширилось, становилось больше, вмещая в себя еще одного человека, еще одну любовь. И зверь согласно шептал: «Он сильный, наш мальчик! Истинный потомок и продолжение рода арнов!»

Илинка

Солнце было таким ярким, что уже одно это казалось чудом. Под его лучами Стена переливалась разноцветными бликами, сверкала и искрилась, возникало даже ощущение, что она сама источает свет. Я смотрела на нее и видела появившиеся за два года новые нити жизни. Они тянулись от самой земли, словно корни неведомого дерева, пронизывали призрачную Грань и устремлялись вверх, к небу и выглядывающему из-за облаков солнцу.

— Ты это чувствуешь? — посмотрел на меня муж.

Его глаза блеснули алым, а на губах появилась улыбка, которую я так любила. Она была скупой, но за ее сдержанностью можно было без труда различить все те чувства, о которых супруг говорил мне лишь наедине, в тишине нашей спальни.

— Что, Штефан?

— Силу. Ее так много!

Глаза мужа сверкнули еще ярче. Мне даже показалось, что алое пламя выплеснулось наружу, прошлось по нитям жизни, и те отозвались на это прикосновение, дрогнули, потянулись к Штефану.

— Виль говорит, что с каждым годом ее будет все больше, — улыбнулась я.

Наш Хранитель и сам с каждым днем становился все сильнее. Он говорил, что причиной тому наши со Штефаном чувства. «Белвиль — живой замок, он умеет ощущать токи эмоций, — объяснял Виль. — И то, чем заполнены его стены, напрямую влияет на запас энергии, что скапливается у него внутри. А значит, и мне есть откуда их черпать».

— Ваше величество, послы императора уже здесь и просят вашего дозволения войти, — послышался спокойный голос Давора.

— Что ж, посмотрим, с чем пожаловали имперцы, — негромко сказал Штефан и, проведя рукой по нитям силы, добавил: — Краг аберо!

Стена у дворца пошла рябью, и призрачные ворота открылись, чтобы пропустить в Белвиль делегацию из Олдена.

Посланники императора входили с опаской. Я видела встревоженные, напряженные лица, настороженные взгляды. А когда олденцы разглядели горящие алым огнем глаза моего мужа, они заметно побледнели и словно ниже ростом стали. Похоже, в империи были наслышаны о том, что это очень плохой знак.

Я усмехнулась. Что ж, как говорит Штефан, пусть слухи о его кровожадности сильно преувеличены, но Стобардскому королевству это только на руку.

— Ваше величество, — поклоны послов вышли глубокими и почтительными. — Император шлет вам свою любовь и надеется, что вы пребываете в добром здравии.

— Благодарю. Надеюсь и император Георг здоров? — ответил Штефан и приглашающе указал рукой на дворец. — Мы рады гостям из Олдена. Вас проводят в ваши покои, а через полчаса мы будем ждать вас в тронном зале.