Служанка

В груди стало холодно. И снова вспомнилось прошлое, тот злосчастный день, когда я увидела подозрительного мужчину, который крадучись выходил из дома напротив, и не удержала своего любопытства, заглянула к соседу, дану Креждену. Перед глазами снова заплясали красные круги. Кровь… Она была повсюду: на полу, на ковре, на белоснежной некогда рубашке дана Креждена. И на моих руках. Сама не знаю, зачем я потянулась к страшной ране, зачем попыталась стянуть ее края и пробормотала слова наговора… Быть может, если бы я сразу закричала, позвала кого-нибудь из соседей, да хотя бы просто выскочила из дома, все могло бы сложиться иначе. Но я осталась там, в страшной окровавленной комнате, торопясь ухватить ускользающую ниточку жизни. Она была еле заметной, но все-таки была, тихо искрилась в теряющем силы теле и едва заметно пульсировала под моими пальцами. Я держала ее. Держала крепко, не позволяя дану уйти. Но все оказалось напрасно. Появившиеся дознаватели оттащили меня от тела соседа, и нить исчезла, ушла с последним ударом остановившегося сердца. А вместе с ней пропал и мой голос. Я до сих пор не знаю, отчего это произошло. То ли смерть прогневалась, что я пыталась из ее рук дана Креждена вырвать, то ли Создательница за самонадеянность наказала, только не могла я больше говорить, и даже мычать не получалось: ни звука изо рта не вылетало.

Я утерла вспотевший лоб. Почему мне никак не удается забыть свое прошлое? Почему оно преследует меня, вновь и вновь возвращаясь воспоминаниями и кошмарами?

Дознаватели… В детстве я легкомысленно смеялась, когда матушка пугала меня этими черными стражами. Что они могут? В них и силы-то нет, в ищейках имперских, один нюх нечеловеческий. Горазды неимущих да убогих притеснять, перед властями выслуживаясь, а у самих души черные, как одежды форменные, и жадность непомерная. И только столкнувшись с ними лицом к лицу, я поняла, что любые выдуманные страшилки ничто по сравнению с реальностью. Мне пришлось на себе узнать, что дознавателям неведома жалость и слезами их не проймешь. Раз за разом дан Збежич задавал мне одни и те же вопросы, а я молчала, не в силах объяснить, что видела. А перо и бумагу мне не давали, считали, что притворяюсь, от наказания уйти пытаюсь. «Запирательство вам не поможет, леди Элиния, — равнодушно глядя мне в глаза, цедил главный дознаватель. — Молчите? Не хотите говорить? Что ж, тогда я скажу. Вы знали, что ваша маменька, леди Илария Скерци, одолжила у дана Креждена четыре тысячи стависов? Нет? А вот я думаю, что знали. Как знали и то, что вернуть она должна была их еще три месяца назад. Только вот отдавать ей было нечего, о чем вы так же прекрасно осведомлены». Он не отрывал от меня своего стылого взгляда, а у меня по спине холодный пот лился. И руки дрожали. Все так и было. Не осталось у нас денег, все, что за особняк выручили, в оплату оставшихся после папенькиной смерти долгов ушло, а тут лорд Эливан объявился, карточные расписки предъявил, деньги вернуть потребовал. «Вот видите, леди Элиния, вы не отрицаете, что знали о бедственном положении вашей семьи, — в глазах дознавателя появился холодный блеск. — Как знали и о том, что дан Крежден собирается взыскать долг в самое ближайшее время. А потому и убили его. И теперь молчите, не желая признаваться в содеянном». Упертый баран! Ему было плевать, кого в преступлении обвинить, лишь бы перед Советом отчитаться, что убийца уважаемого ростовщика найден! И как я ни пыталась отрицательно мотать головой и знаками объяснять, что произошло на самом деле, дан Збежич не желал меня понимать. Он молча писал что-то в маленькой книжечке, с которой приходил на допросы, и не обращал внимания ни на мои отчаянные попытки доказать свою непричастность к преступлению, ни на умоляющие взгляды, ни на просьбы матушки. Вот так и оказалось, что всю вину за произошедшее возложили на меня. И если бы не Паница, которая сумела подкупить стражников и устроить мой побег, меня давно бы уже в живых не было.

«Забудь о том, кто ты, девочка, — глядя на меня своими удивительными бесцветными глазами, говорила наставница. — Забудь, чему тебя учили. Думай, как простолюдинка. Веди себя, как простолюдинка. Живи, как простолюдинка. Нет больше Элинии Скерци, есть простая девушка Илинка, осиротевшая в младенчестве дочь кузнеца. Затаись, пережди беду. Я найду способ тебе помочь, но мне нужно время, пока не знаю, сколько именно. Прости меня, девочка, — вытирая мои слезы, шептала она. — Всему я тебя научила, а от злобы людской не уберегла, — наставница помолчала и уже другим тоном сказала: — Завтра в Алмазный край обоз отправится, есть у меня там знакомый, поможет тебе в замке тамошнего лорда устроиться. Сам Крон в Белвиле не бывает, так что опасаться нечего, главное, веди себя тихо, никуда не лезь, ни с кем не сближайся и жди. Я тебя обязательно извещу, когда придет пора вернуться».