Служба Радости

День сменился вечером. Небо приобрело оттенок серого, к линии горизонта краски сгущались, погружаясь сначала в темную синеву, а затем стремились укутаться в ночи. Манада и Жюбо шли уже часа три, вяло перекидываясь односложными фразами вроде: 'Погода хорошая', - или: 'Угу'. Хотя и его, и ее погода волновала не больше, чем жителей Гондураса стоимость системного блока на окраинах Вологды. Температуры они не чувствовали, ветер ударял в кожу, стараясь вызвать мурашки, но раз за разом терпел поражение. Жюбо все более смурнел, Манада наслаждалась долгожданной свободой. После Хоры Мир, так похожий на тот, где ее переехало лихой телегой, наполнял трупную суть подобием волнения, рождал давно забытые эмоции, воскрешал воспоминания…

— Слушай, Жюбо… — сказала Манада.

— Да?

— А ты давно работаешь разносчиком?

— Курьером, — поправил мертвец.

— А есть разница?

— Угу. Разносчик разносит, курьер доставляет. В нашем случае, мы, кстати, работаем не по специальности.

— Ну так?

— Лет двадцать пять.

— Ого, — зеленые глаза округлились.

— Это не так уж и много. Тот же Клод горбатится уже лет триста.

— Триста?! А когда он выйдет на пенсию?

— Не знаю. Это решаю не я, а Мастер. Если Клоду повезет и он получит очень трудное задание, но с блеском справится, Мастер может сделать его гостем или отпустить.

— Отпустить?

— Да. Так тоже иногда делают. Дают запас Обезболивателя на тыщу лет и вероятность возвращения в Дельту. Правда, через тысячу лет редко кто возвращается….

— Почему? — спросила Манада.

— Потому что за это время его всяко поймают Керы.

— А за это задание нас могут отпустить? — спросила девушка с надеждой.

— Нет, конечно. Магистр же говорил, что может сделать это в два счета, просто ему противно. Наше задание сложное только для нас. Да и бессмысленное.

— А как же проклятье?

— А чего проклятье? Ну споткнется Биатриче на ступеньке, ну упадет. Он же в Дельте даже пораниться не сможет. Там положительные вероятности рассыпаны, как на мельнице зерно.

— А ты знаешь…

— Смотри! Первые встречные. Штаны Хутурукеша, фермеры, мать их…

К ним направлялись двое мужчин на стареньких лошадях. Одеты в лохмотья, небриты, у обоих в зубах по самокрутке. Ноги до колена закутались в начищенные кожаные сапоги, блестящие в последних лучах солнца. Учитывая, что остальная одежда не отличалась ни чистотой, ни новизной, это выглядело странно. Впрочем, мужики смотрели на курьеров с интересом не меньшим. Подъехав, они остановились; четыре синих глаза оглядели Манаду и Жюбо, словно диковинных зверей. Правый, тот, что носил седые усы, спросил:

— Вы чё, ковбои, с маскараду что ль?

— Разреши представиться, добрый селянин, — поклонился Жюбо. — Мое скромное имя — Жюбо, а это моя жена — Манада.

— Хлорида? — хмыкнул второй. У этого усы только намечались, но по сходству физиономий можно предположить, что они находятся в родстве.

— Манада! — рявкнула девушка. — А вы кто?

— Я - Андрей Иванович, это мой брат Федя, — после этих слов оба рассмеялись.

Ни Манада, ни Жюбо их не поняли, но курьер улыбнулся на всякий случай.

— А не подскажите нам, добрые селяне, в какой стороне находится ваша деревня? — продолжил Жюбо.

— Ты дурачок или прикалываешься? — спросил Федя.

— Ни коим образом, уважаемый…

— Слышь, ты, пугало, чего непонятного? — вмешалась Манада. — Чего, рука затекла или у тебя вместо нее культя? Спрашивают вас по-хорошему, где ваша деревня?

Оба мужика нахмурились.

— Ты, девка, того, базар фильтруй, — сказал Андрей Иванович. — А то…

— То что, пень старый? А?

Манада вышла вперед, уперла руки в боки.

— Простите мою жену, добрые селяне, — попытался выправить положение Жюбо. — Она у меня горячая.

— Ты свою кралю на привязи держи, а не то живо зубы пересчитаем.

— Если у вас есть интерес к количеству моих зубов, то могу в этом помочь. Их ровно тридцать один. Тридцать второй мне выбил виконт Тутю, после одного спора… А вы, случаем, не сельский лекарь?

— Да заткнешься ты или нет, придурок?! — взревел Федя. — Дрон, они над нами стебаться вздумали. Сейчас я…

Но Жюбо уже догадался — дикари настроены недоброжелательно. Причину он пока не понял, но решил выяснить немного позднее. Пока Федя не слез с лошади, Жюбо сделал шаг вперед, сложил ладонь в щепоть и со всего маху ударил кобылу в глаз. Та даже ничего не успела почувствовать, а ногти Жюбо уже ковырялись в глазнице. Манада тоже не сидела без дела. Как только Жюбо начал действовать, прыгнула на Андрея Ивановича, тот слетел с седла. Но мужик не растерялся и как только поднялся с земли, заехал Манаде кулаком так, что голова затылком ударилась в спину. И осталась в таком положении.

Андрей Иванович с ужасом смотрел, как по искривленному горлу течет воздух, и все для того, чтобы изо рта вырвались странные ругательства на непонятном языке. Манада рывком вправила шею, тонкие пальцы впились в мужской кадык. Острые ногти ломались, но и кожа рвалась. Вскоре в руках девушки остался маленький хрящ, а Андрей Иванович барахтался по земле, захлебываясь кровью.