Манада не заставила себя упрашивать. Просто перешла из положения 'сидящая на корточках' в 'лежащая на боку'. Жюбо лег позади нее, обхватил за талию. Девушка вздрогнула.
— Жюбо!
— Что?
— Мне показалось, я что-то почувствовала.
— Расслабься, такое иногда бывает. Действие Обезболивателя сходит на нет постепенно: первые чувства должны пробудиться примерно после недели, через две появится регенерация, боль…
— Я испугалась…
— Чего?
— Я… я… не хочу, чтобы боль вернулась. Это так хорошо… когда не больно.
— Но вместе с болью вернутся и радость, и способность наслаждаться красотой, и эмоции, и… словом, ты станешь человеком, а не ходячим трупом.
— Но вернется страх, боль…
— Успокойся. — Жюбо погладил ее по волосам. — Если все будет как надо, мы вернемся в Дельту очень скоро. Давай, закрывай глаза и желай.
Манада легла лицом к костру, на секунду ей привиделся огненный вихрь размером с гору меж асимметричных разводов огня. Трамонтана. Она зажмурилась, чтобы похоронить видение, и пожелала…
На этот раз не появилась пылающая картина Хоры, или чистый лист бумаги с кроватью посередине. Манада оказалась на поле. Рядом стоял Жюбо и задумчиво смотрел вдаль. Он снова стал живым: человеческий цвет лица, темные глаза, грудь вздымается вверх-вниз, неся призрачный сонный воздух в легкие.
— Где мы? — спросила Манада.
— В том же сновидении Вари Трохиной.
— А где кровать?
Жюбо повернулся и неодобрительно рассмотрел красивое лицо в рамке ржавых волос. Яркие губки девушки изогнулись, она расхохоталась.
— Жюбо, ты такой забавный! — сказала Манада, отсмеявшись. — Неужели ты думаешь, меня интересует только это 'заниматься любовью'? Я же была в Линте, помнишь?
— Помню.
Жюбо стремительно приблизился к ней и поцеловал. Она как будто ждала — тут же обхватила его руками, наслаждаясь теплом мужского тела, да и вообще просто теплом. Не жаром, не бесчувственностью, а простым человеческим теплом. Ну, может, чуть погорячее простого человеческого. Ее ладонь скользнула к штанам Жюбо, а потом… Манада открыла глаза и увидела усмешку на губах мертвеца.
— Один-один, — сказал мертвец. — Меня это тоже интересует не так сильно, как может показаться. А теперь, у нас есть работа.
— Ты с каждым днем кажешься мне все интереснее и интереснее. — Манада задумчиво провела пальцем по его подбородку. Вторая рука все еще ждала оклика плоти. Его не последовало.
— Смотри, Биатриче.
Жюбо кивнул куда-то за спину, Манада повернулась, неохотно отпуская теплого мертвеца. Вдалеке по полю спешила одинокая точка, с другой стороны налетал огромный смерч. Жюбо щелкнул пальцами, точка устремилась навстречу.
— Я попытался узнать, что было до изнасилования, — сказал мертвец, указывая рукой на бредущую домой Варю.
— А это ее сон?
— Да. Боюсь, со стороны Биатриче нам останется смотреть только на кусок, показанный им.
— Почему?
— Он жил очень долго, слишком много сновидений нам придется посмотреть, кто знает скольких он, того… — ответил Жюбо. — Да и в Сон Демиурга Вечности проникнуть не так-то просто. Мы сумеем посмотреть только те, которые он не закрыл. А кто знает, чего он там закрыл?
Смерч приближался, вот уже виден безумно хохочущий старик в самом центре.
— Стой, прекрасная дева, я все равно догоню тебя, все равно надругаюсь, тебе невозможно спастись в любом случае! — ревел Магистр, размахивая перепончатыми руками. Козлиная борода развевалась на ветру, а ниже пояса уже торчал огромный черный фаллос в боевой готовности.
Варя упала на грудь, закрыла голову руками. Она плакала, повторяя снова и снова: 'У меня не было выбора, он все равно нагнал бы'. Как коршун, колдун налетел на бедную девушку и начал творить черное дело. Он кричал, пыхтел, заливался смехом, мял большую грудь когтистыми лапами… А Жюбо ходил вокруг и рассматривал сие непотребство с интересом ботаника, нашедшего неизвестный науке цветок. Манада даже возмутилась. Картина на поле настолько отвратна, а мертвец подходит, наклоняется прямо к месту, так сказать, преступления, разглядывает, как оттуда на землю падают капли невинной крови.
— Ты что делаешь? — спросила Манада.
— Гляжу.
— На что тут глядеть? Это отвратительно!
— Да, но… вот подойди сама.
— Не буду! Что я, думаешь, не видела, как этот старый пень на бедняжке кряхтит?
— Подойди.
Манада мысленно обругала и Магистра, и мертвеца, но все же подошла.
— Видишь что-нибудь необычное? — спросил Жюбо.
— Ага, вон букашка приметная! Ты что, дурень?! Тут сумасшедший дед в обличии демона насилует молодую девушку! Конечно, я такое каждый день видела! Да даже в Линте…. хотя, нет, в Линте и похуже бывало…
— Посмотри на его лицо… вот сейчас!
Манада взглянула. Старик скривил гримасу удовлетворения, а потом… как будто что-то мелькнуло, и он снова запыхтел.
— Он что ли сразу по второму разу пошел? — сказала Манада, морща лоб.
— Может быть и пошел, но не в этом дело. Подождем.
Спустя минут пять рожа Биатриче опять приобрела блаженное выражение, по облику пробежала легкая рябь, и снова колдун пыхтит, как котел, накрытый крышкой.
— И по третьему? — в голосе Манады появилась неуверенность.