Служебная командировка полковника Родионова Повесть (СИ)

И повел полковника за собой в соседнее помещение, скрытое за дверьми. Оно было больше размерами, чем первый зал, в нем было очень холодно как на улице, но светло. В самом зале вдоль стены напротив входа, сложенные штабелями друг на друге лежали серо-синие трупы, спрессованные как мороженая рыба в магазине. Можно было бы подумать, ритуальные жертвы, брошенные у подножия культового храма кровожадных ненасытных богов в дьявольском угаре требовавших у своих жрецов все новых и новых человеческих жертв. Это было ужасное зрелище достойное ада - негнущиеся окоченевшие ноги и руки, искалеченные тела, изуродованные головы. Пронзительный запах оттаивающей мертвечины, полуразложившихся тел вызвал у полковника приступы тошноты. Неужели и его сын здесь, и он теперь одно из этих замороженных тел обезображенных войной, смертью и разложением. Вот она обратная сторона любой войны стыдливо скрытая за блеском военных парадов. Как же легко смерть перечеркивает жизнь, превращая красивых молодых людей, вчера еще наполненных кипящей энергией, во все эту разложившуюся, изувеченную плоть, которую едва ли бы повернулся язык назвать теперь человеческой. Война и разложение отнимали у этой плоти человеческое обличье, превращая ее во что-то фантастическое ужасное, в котором лишь угадывались человеческие черты. А кто теперь был тот кровавый, и ненасытный бог истребовал на заклание себе все эти жизни? Его звали война?

И тут он увидел икону, на столе, напротив всего этого мертвого уродливого ада, она одиноко стояла прислоненная к стене. С образа светлый печальный лик богоматери смотрел на все это с невыразимым укором. Как бы говоря, ну, что же люди вы творите? И полковник почувствовал желание повернуть икону к стене лицом, что бы богоматерь всего этого не видела.

-Вот видите, какое у меня хозяйство!- развел руками прапорщик, и Владимир теперь его увидел другими совсем глазами. А тот довольный произведенным эффектом продолжил.

-Тут по-другому нельзя,- прапорщик щелкнул себя пальцем по шее, показывая острую рабочую необходимость употреблять алкоголь постоянно, как будто оправдываясь перед старшим по званию:

-Пока не разберем родных и не зовем. Разве людям можно видеть этот ужас? Каждый день слезы, вой матерей, жен! Это просто ад какой-то! И везут и везут, когда же это все кончится? -

'И здесь тоже про ад', подумал Родионов. Скорее не ад, а его филиал на земле, который создали сами люди.

-Я с детства запахи не чую, болезнь у меня такая аносмия! Не слыхали? Вот и могу тут стоять спокойно, а как же вы? Возьмите!

Он протянул респиратор, но полковник отмахнулся. Усатый прапорщик кивнул понимающе, и убрал респиратор.

-Меня сам генерал вызывал, говорит ты Петрович, мол, запахов вони всякой не чуешь, будешь у нас старшим в морге! Я тебя назначаю. Начмедша наша - она сразу отказалась, а что взять баба бабой, а что бабе в армии делать? Она генералу рапорт на стол, ни спать говорит, не могу ни есть, а мне еще детей рожать. Ну, а мне куда деваться? Мне до пенсии год остался! Я ж водки то выпью пол литра и сразу сплю как мертвец. Жене говорю: не тронь меня, мне пить сам генерал разрешил! Вот так. Он бойцов мне дал и пить им тоже разрешил, но по не многу, что бы, говорит, никто не знал больше, кроме меня и тебя, что они там водку пьют. Мальчишки то у меня не все работать тут смогли. Один тронулся, москвич, его комиссовали даже, иные бегут сразу, но коллектив в целом сложился, сработался! -

-Но пить надо! Надо! - со знанием дело продолжил он:

-Если мои мальчишки не пьют, то эти мертвецы им по ночам снятся! А так спят спокойно.-

Родионов понял, что его принимают за кого-то другого, скорее всего за военкома, приехавшего за трупом своего погибшего призывника. Поэтому и прапорщик так с ним запросто разоткровенничался.

Несколько бойцов в респираторах одетые в длинные ОЗК, трудились парами, извлекая и сортируя трупы из кучи. Они растаскивали их как дрова по просторному помещению, раскладывая их на бетонном полу каждого отдельно на расстеленных кусках заляпанного брезента в одном им понятном порядке. Тут же сверяли надписи на деревянных бирках, прикрепленных веревками и обрывками бинтов к конечностям трупов со списками на мятых листах бумаги, что-то помечая в них карандашами. Иногда они задумчиво застывали, перед каким нибудь извлеченным из кучи трупом как-то особенно изуродованным и, видимо повидавшие уже так много всего, удивлялись, осматривая его страшные повреждения. При этом оживлялись, обсуждая что-то, жестикулируя, показывая своими руками в черных резиновых перчатках на разрушенные участки тела.

-Вот бы сюда на недельку этих крикливых правозащитников с членами правительства, на исправительные работы! Чтобы они по несколько часов в день поворочали эти трупы! Вот бы я их этих сук погонял! Все больше мальчики, пацаны! - горячился прапорщик.

-Славик! Славик! Иди сюда!