Служебный гороскоп

Когда Ной благополучно прибыл на гору Арарат и на собственном горбу втащил в пещеру все тюки с бумагами, он потом долго плакался, что этим непосильным трудом подорвал свой старческий организм. Ной ревел как белуга, вспоминая погибшую цивилизацию, и просил всевышнего поставить перед Адамом вопрос ребром о сотворении человека.

— Я не хочу больше иметь с ними дело! — кричал бог. — Они бюрократы.

— Может быть, еще раз попробуешь? — просил Ной.

— Нет, с меня хватит. Пусть сами как знают.

— Но они же все твои дети! Одумайся! Они многого достигли. Они создали порох и Библию.

— Повторяю: я не хочу больше о них слышать, раз для них бумажка дороже жизни.

— В таком случае я выхожу на пенсию, — пригрозил старина Ной.

— Ну и пожалуйста! — развел владыка крылышками. — Катись к чертовой бабушке. Давай заявление. Я подпишу.

Вот так люди сами себя обрекли на безлюдье. Гуляли по голой земле сквозняки, волны ходили вокруг света. Долгий-долгий путь предстоял человеку. Пока появятся земноводные, пока не выйдут на сушу, пока научатся лазать по деревьям, пока разучатся… Скучно было на земле. Скучно и отвратительно.

Семь дней и ночей пролежали бумажки в пещере, жалкие, как мокрая кошка. На восьмые сутки Ной забежал в пещеру, увидел, что бумажки подсохли, повеселели, залоснились и сложены в аккуратные стопки. А годовой баланс вообще поднял голову и лежал такой пухленький, как будто не было длинных морских перевозок, двенадцатибалльного шторма и прочих катаклизмов. Тесемки его были завязаны кокетливым бантиком.

— Чудеса, да и только, — хмыкнул Ной.

Через семь дней и ночей бумаги окончательно вернули себе респектабельный вид. И когда Ной входил, смотрели на него важно, независимо, подчеркивая, что они — пуп земли. К годовому балансу уже было вообще невозможно подступиться.

Еще через семь дней и ночей в пещере появился маленький, сухонький человечек, который бойко водил пером по бумаге.

— Что я вижу? Привет тебе, о Пятница, от Робинзона Ноя! — вскричал Ной, становясь на колени. — Благодарю тебя, всевышний! Все же ты человек! Сжалился и сделал чудо!

— При чем здесь всевышний? При чем здесь чудо? И вообще кто вы такой? Почему врываетесь без стука?

— Я Ной.

— А я начальник этой канцелярии. И, слава богу, всевышний к моему созданию не имеет никакого отношения. Меня породили эти бумаги.

— Значит, ты бумажный червь? — разочарованно спросил Ной.

— Не червь, а бумажный человек.

— Неужели эти бумаги имеют такую силу? — усомнился Ной.

— Раз есть бумаги, их кто-то должен обслуживать. Приводить в порядок, регистрировать, реагировать.

— Но это же мистика на чистом сиропе! — воскликнул Ной.

Пока они разговаривали, народились еще несколько человечков и молча уселись за столы.

— Извините, я задержался по не зависящим от меня обстоятельствам, — сказал один из них.

— Чтобы это было в последний раз, — заметил начальник. — Всемирный потоп — неуважительная причина.

Пока оформляли Ною прописку, уже забегали курьеры и застучали на машинках секретарши. Начальники отделов отвечали на телефонные звонки, у касс очередь — выдают зарплату, и уже кто-то созывал производственное собрание, посвященное подведению итогов за послепотопный период. Дальше жизнь начала триумфальное шествие по всей земле.

Когда человек окреп, началась активная переписка между континентами и внутри них. Сначала входящие и исходящие переносили голуби, но вскоре этот дедовский способ перестал удовлетворять постоянно растущие потребности. Появились самолет, пароход и радио. Нужны были сейфы, чтобы хранить особо важные документы, — тяжелая промышленность получила большой толчок для своего развития. Расцвела торговля: у одних была бумага, но не было чернил, у других были гусиные перья, но не было промокашек. Люди, которые особенно поднаторели в писании бумаги, со временем стали писателями и журналистами и изводили тонны бумаги, критикуя бумагомарателей. Так возникла цивилизация. Бумаги не могут лежать без движения, им нужны все новые и новые рынки сбыта, — пришлось открыть Америку.

Потом Арарат утратил свое значение центра, каждый дул в свою дудку, начались войны, что соответственно закреплялось на бумаге в виде объявлений войны, или мирных договоров, или победных реляций.

А вы говорите — бумага!

ТРАКТАТ О ЖИВОЙ ОЧЕРЕДИ

Раннее утро. Моросит мелкий дождь, пополам с противным мокрым снегом. Или солнечный день, но морозный ветер иголками тычет в лицо. Но в любую погоду — в зной и в холод — мы собираемся вместе, чтобы снова и снова подтвердить свою принадлежность к очереди.

У очереди своя жизнь, сложная и многомерная. Очередь строга и безжалостна, требует от тебя жертв и забирает в свою власть целиком. Ты уже не принадлежишь самому себе, ты ее раб, иначе она тебя отвергнет, отторгнет, отринет и выплюнет из себя, словно кит пророка Иону. Попробуйте, например, однажды не прийти отметиться, попробуйте отозваться об очереди неуважительно — и вы будете никто и ничто, она вычеркнет вас из своих рядов.