Служебный гороскоп

ВОЛЯ ЗОВЕТ

40-летний разведенный мужчина, назовем его Сашей, субботним вечером сидел в своей однокомнатной квартире и слушал надоевший магнитофон. В квартире было тепло, а за окном ярилась метель, описание которой нынче можно встретить лишь в старинных романах и романсах.

Легко, как сани по снегу, скрипнула незапертая входная дверь, и в дом, шурша бесчисленными цветными юбками, вошла молодая цыганка.

— Красавчик, давай погадаю, — обратилась она к хозяину, хватая его за руку.

— Давай лучше я тебе погадаю. И позолоти ручку, — стал дурачиться хозяин.

Такой оборот цыганку не устраивал, она повернулась к двери, Саша удержал ее руку.

— Куда в такую метель? Хочешь, накормлю?

— Накорми, ясноглазый, — согласилась она.

Он помог ей снять плюшевую, порядком потертую курточку, подчеркнуто бережно повесил рядом со своей дубленкой. Она стянула с головы платок и подошла к зеркалу. У нее были черные косы, тонкий нос и быстрый взгляд.

Саша воскликнул:

— А ведь если тебя отмыть, ты будешь красавицей. Хочешь в ванну?

Она рассмеялась — будто зазвенел колокольчик под дугой.

— А что?! Наливай, красавец!

Полчаса она плескалась в ванне, а потом из-за двери раздался голос:

— Постирать можно?

— Стирай, — улыбнулся Саша.

К тому времени, когда он открыл банку печени трески и поставил на плитку кофейник, она уже облачилась в его махровый халат и развесила на батареях свои юбки, словно флаги десятка морских держав.

Саша сказал:

— Прошу к столу.

Она была, в общем, красива. Конечно, это не была красота городских женщин, холеных и ухоженных. Это было что-то другое.

— Ну и ну! У меня никогда не было такой гостьи, — признался Саша.

— Что, ясноглазый, понравилась?

— Понравилась.

Она осмотрела квартиру.

— Жена где?

— Нету.

— В командировке небось?

— В бессрочной.

— Развелся?

— Угадала.

— Почему?

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— Я и так старая.

— Сколько тебе?

— Девятнадцать. Для цыганки много. А тебе?

— Сорок, — еле выговорил Саша. Почему-то эта цифра всегда давалась ему трудно. — Как тебя зовут?

— Ася. А тебя?

— Саша.

— Саса, — повторила она, потому что не выговаривала букву «ш».

— Откуда ты явилась? — спросил он.

— Из табора.

— А где он?

— За городом.

— И давно?

— Неделю. Ну и холод у вас! Зверь!

— Тебе нравится путешествовать?

— Это вы путешествуете, а мы кочуем.

— Расскажи о таборе.

— Что говорить? Холодно, голодно, грязно.

— И все же нравится?

— Мы вольные птицы. Сегодня — здесь, завтра — там. Над нами нет начальства.

— Петь умеешь?

— А как же! Ведь я цыганка.

— Почему не пошла в артистки?

— У меня тоже хорошая специальность. Я гадаю.

— Чем же она хороша?

— Полезная. Каждый хочет знать свое будущее.

— А ты обманываешь.

— Нет. Я народу ничего плохого не говорю, предсказываю только хорошее. Если даже по руке увижу болезнь или казенный дом, то промолчу. Лучше что-нибудь хорошенькое совру. Зачем обижать?

— За хорошие предсказания лучше платят?

— Не только. У нас в таборе есть одна женщина, так она любит клиента попугать. Стращает его как придется. А он ей с перепугу больше дает. Откупиться от горя хочет.

— А что же ты предсказываешь?

— Кому что. Молодым свадьбу, кому постарше — квартиру. Если вижу, из себя человек культурный, то про диссертацию ему совру. И конечно, всем дальнюю дорогу сулю. Народ нынче любит ездить, особенно за рубеж. Мне для народа ничего не жалко. Я к нему всей душой.

Когда юбки высохли, она стала собираться.

— Куда ты?

— В табор. Скоро последняя электричка.

— Но ведь метель.

— Ничего. У нас кибитки теплые. Закутаемся в одеяла, сверху полушубок, друг к другу прижмемся. Хорошо спится.

— Оставайся у меня.

— А не боишься, что я тебя обворую?

— Ты и это можешь?

— Это не мой профиль, но сестренки промышляют. Ладно, остаюсь. Включай голубой экран, соколик.

Утром он отдал ей кое-что из тряпок, оставшихся от жены. «Вот и сгодились», — с грустью подумал он. Ася радовалась каждому лоскутку. Связала обновки в узел и ушла.

— Приходи, — сказал ей Саша.

Она вернулась в тот же день к вечеру, но уже без узелка. Саша понял, что тряпки она выгодно продала. Он снова предложил ей остаться.

— Иль влюбился?

— Может, влюбился. Останешься?

— Останусь, только не навсегда. Меня воля зовет.

И осталась до весны. Он купил ей красный брючный костюм и туфли. Вообразите себе смоляные косы до талии на красном фоне. Вообразили?

Весной в ней проснулась хозяйка. Ася целыми днями хлопотала, мыла, чистила, скоблила. Запретила Саше ходить по ковру и прикасаться к полированной мебели. Отвадила всех холостых дружков.

В конце мая пришел старый цыган, ее отец, с двумя чумазыми сестренками. Это была первая встреча Саши с Асиной родней. Пока он бегал за водкой, Ася мыла сестренок в ванной, визг был на весь квартал. Потом сели к столу, и они долго говорили что-то на своем языке, часто срываясь на крик.

— Переведи, — потребовал Саша.

— Табор уходит. Он за мной приехал.

— Что ты ему ответила?

— Не поеду.

— Почему?

— Не хочу.

Старый цыган плакал и объяснял, как здорово в степи, как пьянит свобода. Сестренки ревели, тянули Асю за подол, но не уговорили.