Служебный гороскоп

Ася стала еще реже выходить из дому, пристрастилась к магазинам, у нее прорезался портновский талант, кое-что зарабатывала шитьем. Однажды заявила, что хочет ребенка.

— Зачем он тебе?

— Мне скучно.

— Я куплю тебе болонку.

— Не хочу.

— Кошку?

— Не хочу.

— Попугая?

— Не хочу.

Однажды под окнами раздался шум и гам. Саша выглянул во двор и обомлел — на детской площадке расположился табор. Вокруг кибиток прыгали спутанные лошади, валялись пестрые узлы, было шумно и бестолково. Бесчисленные Асины братишки и сестренки бегали по клумбам босиком. Цыгане ждали Асю.

— Ася! Выходи! — кричали они.

— Закрой окно, — приказала она, накручиваясь на бигуди.

Саша заметил, что Ася даже внешне стала похожа на его бывшую жену, перекрасилась в блондинку. Часами с удовольствием рассматривала фотографии предшественницы, стараясь копировать ее одежды и прически.

Саша еще раз посмотрел в открытое окно: табор гудел, нарядно одетые соседи шли гулять, кто-то вывел из гаража машину и уехал на юг, ребятишки гоняли мяч.

Саша собрал сумку, поцеловал Асю и ушел. Вечером она нашла на его письменном столе записку:

«Не жди. Воля зовет. Твой Саса».

АНОМАЛИЯ

Моя мама горестно всплеснула руками и с надрывом сказала папе:

— Ты только взгляни! Какой ужас! Твой сын ест левой рукой.

— И что? — пожал плечами папочка. — Пусть ест.

— Как же! Ведь левой, а не правой.

— Ну левой, какая разница?

— Не понимаешь? Все дети едят правой, а он — левой. Ну-ка, сынок, возьми ложку в другую руку, — потребовала моя бесценная мамочка.

Я повиновался, но есть стало неудобно, снизилась наполняемость ложки, ее содержимое терялось по дороге от тарелки ко рту, что показалось мне нежелательным, ведь манная каша такая вкусная. А потом я и вовсе уронил ложку на ковер и заревел.

— Оставь ребенка в покое, — сказал маме мой добрый папочка. — Пусть ест чем желает, хоть левой ногой.

Мамочка даже потеряла дар речи.

— Хочешь испортить ребенку жизнь? Ведь из него вырастет знаешь кто?

— Кто?

— Левша.

— Что же в этом страшного?

— Ты в самом деле не понимаешь или притворяешься? Ведь мир у нас какой? Правосторонний. Он будет отверженным. Малыш, немедленно возьми ложку в правую руку, если хочешь сделать карьеру. Я кому сказала! Марш в угол!

С той поры мамочка всегда садилась рядом, не спуская глаз с моих рук, обмануть ее было невозможно. Бдила. Я не наедался, злился, отшвыривал ложку, потом вообще перестал брать ее в руки, и в левую, и в правую, — объявил голодовку, но через полдня сломался, попросил маму самой меня покормить. Я стал бояться ложку, как огня. Еда превратилась для меня в пытку.

Пусть и впроголодь, но я рос, пришло время отдать меня в детский сад. Мамочка конфузливо объясняла воспитательнице:

— Понимаете, он у нас не такой, как все. Он — левша.

Воспитательница надменно подняла бровь.

— Не волнуйтесь, родительница, у нас все становятся правшами, переучим, никуда не денется.

Я внутренне содрогнулся: ну и житуха меня здесь ожидала!

Уже в обед воспитательница прибегла к силе общественного воздействия.

— Дети, взгляните на этого новенького. Какой рукой он ест?

— Левой! — хором ответила общественность.

— А какой надо?

— Правой!

— Молодцы, дети. Ну-ка, новенький, смени руку.

Я потупил голову, потому что знал: кроме конфуза, ничего из этого не выйдет — либо расплескаю суп по столу, либо вообще пронесу ложку мимо рта.

— Ты почему не ешь? — спросила воспитательница.

— Не хочу!

— Что, невкусно?

— Нет, гороховый суп очень вкусный, — заявила моя соседка по столу, белобрысая девчушка Танечка. — Я съем и еще добавки попрошу.

— И мы попросим! — раздались вокруг голоса ребятишек.

— Я знаю, почему он ест левой рукой, — сказала Танечка с очень умным видом. — Он — левша.

— Сам ты левша, — огрызнулся я.

Я молил бога, чтобы обед поскорее кончился, но он тянулся целую вечность. Как назло, подавали все новые и новые блюда, будто это был обед не в саду № 23, а какой-нибудь дипломатический раут. Мои манеры были безупречны, я ел аккуратно, не чавкал, пользовался слюнявчиком, не стучал ложкой, умело орудовал ножом, правильно держал вилку, но, увы, в правой руке, а такое не прощают.

После обеда нас усадили рисовать. Белый лист бумаги манил и звал, а цветные фломастеры были такими яркими, что я решил нарисовать космическую ракету. Снова прозвучал строгий голос воспитательницы:

— Дети, посмотрите на новенького. Он правильно держит карандаш?

— Неправильно!

— А как надо?

— В правой руке.

— А он?

— В левой!

— Молодцы, дети! Новенький, смени руку. А вообще-то ракета у тебя отличная. Если бы ты ее выполнил правой рукой, то мы бы послали это на выставку детского рисунка в Индию.

Моя стройная изящная ракета стала кривой, ее бока пошли зябью, что противоречит всем законам притяжения, зато воспитательница была довольна, она считала, что сделала еще один шаг вперед по превращению меня в полноценного человека. Я невзлюбил свой детсад № 23, возненавидел свою воспитательницу. Я смотрел на ее красивое, холодное, чужое лицо и думал: «Ничего, я тебе отомщу. Вот вырасту, женюсь на тебе и все буду делать левой рукой».