— У меня самоотвод! — заюлил экономист. — На моих плечах и так профком, стенгазета, теоретический семинар и общество «Смотри в корень»… Чур, больше никаких нагрузок…
— Или я буду человеком, — сказал слесарь, — или пущай бачки в санузлах текут. Ведь ежели я стану человеком, выходит, от поллитры, которая мне положена за ремонт, я должен отказаться? А без нее какое качество? Одна халтура.
— А что думает высокоуважаемый Пахомыч? Он ведь у нас известная фронда? — спросил начальник.
— Начальству виднее, оно стенгазету читает, — усмехнулся Пахомыч.
Встал вопрос: кого считать человеком, а кого нет, поскольку в инструкции об этом ни слова? Какими критериями и эталонами руководствоваться в процессе перестройки?
— Вот почему ты хочешь быть человеком? — спросили мы у Пахомыча.
— Знамо… Я мыслю — выходит, существую! — ответил он с достоинством.
— Пахомыч прав, — согласился начальник.
Первым приняли в люди начальника, поскольку ему по долгу службы больше всех мыслить приходится. Потом, согласно субординации, главного инженера, далее весь плановый отдел. Дошла очередь до главного бухгалтера.
— Человек! — решили все. — Что ни говори, а в люди выбился. Уже два года на собственном «Москвиче» ходит.
— Кладовщик?
— Пробивной человек! — раздались голоса.
— Истопник?
— Веселый человек!
— Столяр?
— Свой человек!
Когда дошла очередь до Пахомыча, оказалось, что людей уже больше, чем спущено по плану.
— А кого же мы будем воспитывать? Если всех скопом примем в человеки? — заметил начальник. — Где воспитующая роль коллектива? Где повседневная кропотливая работа?
— Батюшки! Да какой же Пахомыч человек? — нашлась тетя Дуся.
— А кто же я? — обиделся дворник.
— Мартышка.
— Почему?
— Думаешь, Пахомыч, это так просто стать человеком? Тяп-ляп — и в дамках? Нет, брат, ты сначала потрудись, потрудись, а там уж, хошь не хошь, эволюционируешь в человека.
— Не обижайся, Пахомыч, — примирительно сказал начальник. — Но мы тебя пока не можем вывести в люди. Да ты не бойся, зарплата останется той же.
После собрания Пахомыч зашел в буфет, чтобы купить полкило любительской колбасы, но потерпел фиаско.
— У нас все для человека, а ты кто? Чи́та! Хочешь — бери ливерную, — сказала буфетчица.
Расстроенный Пахомыч предложил дружкам выпить по кружке пива, но те отрезали:
— С шимпанзе не застраиваемся!
Весь год Пахомыч маялся в нелюдях, а потом написал заявление:
«Прошу принять меня в человеки, так как я веду вертикальный образ жизни. Христа ради, не откажите в моей просьбе».
Прием Пахомыча в люди проходил в рабочей обстановке, но торжественно. На столе лежал томик Дарвина, стояли банки с заспиртованными эмбрионами и ребенком с хвостиком, висел портрет бородатой женщины. Из угла жизнерадостно таращил глазные впадины огромный скелет.
— А ну сказывай, что прочел за эту неделю? — опасливо косясь на скелет, спросила тетя Дуся.
Пахомыч открыл портфель и молча вывалил на стол Шекспира, Гомера, Толстого, книги по кибернетике, уголовный кодекс — все вперемежку.
Тетя Дуся аж зарделась от зависти.
— Так. А скажи-ка: кто такой Бах? — бахнула она.
Пахомыч отбарабанил без шпаргалки, что Бах — великий композитор и его музыка, особенно «Страсти по Иоанну», — вершина человеческого духа, но лично он, Пахомыч, отдает предпочтение фугам.
— По дойче шпрехешь? Шпик инглиш балакаешь? — допытывалась тетя Дуся с иностранным акцентом.
Он ответил на чистом англо-немецком языке. Он стал одним из самых эрудированных людей учреждения.
Пахомычу вручили заветный документ в глянцевой обложке. Он развернул корочки:
«Временное удостоверение. Выдано в том, что он принят кандидатом в человеки. Предъявлять в развернутом виде».
— Почему кандидатом? — не понял Пахомыч.
— Тоже почетное звание. А будешь работать над собой — присвоим звание «человек», — сказал в заключение начальник.
С этого дня в учреждении все стали людьми, что наложило на все свой отпечаток, даже не нужен был Диогену фонарь, чтобы найти человека.
— Здоро́во живешь, хороший человек! — говорили друг другу.
— Мое почтение посредственному!
— А я уже не посредственный, а хороший. Да и тебе пора в отличные.
— Завалил экзамен, ядрена палка! Иду на пересдачу.
Слесарь за тушение пожара в урне получил звание «настоящий человек», тетя Дуся за проект по поимке во время отпуска снежного человека и перевоспитание его в интеллигента — звание «Человек с большой буквы», инженер взял на себя повышенные обязательства по росту над собой и, когда хватились, уже был до потолка и вообще суперменом. А Пахомыч, добившись звания «умный человек», забросил книжки, Баха, перестал ворочать мозгами и вообще стал передвигаться на четвереньках.
ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ
Вообще-то у нас медицина неплохая. Болеть можно, особенно если ты здоров. И врачи молодцы — помогают нам дожить аж до самой смерти.