Но у нашего руководителя на столе всегда стоял букет живых фиалок.
ВСЕ О ПУСТЫНЕ
ГЛАС ВОПИЮЩЕГО
Я — пустыня. Великая и молчаливая. Если кто и нарушает мою тишину, то это глас вопиющего. На досуге я слушаю эти голоса. Их было много. Были громкие, на весь мир, можно только удивляться, как их никто не услышал, приходилось затыкать уши, чтобы не оглохнуть. Были слабые и тихие, которые я сама едва улавливала, даже не голоса, а шелест песчинок. Были полные надежд и оптимизма, были разуверившиеся в помощи и продолжавшие звучать по инерции.
А однажды даже прозвучал хор голосов. Это были крики человеческих душ, голоса переплелись, словно ветки, они поддерживали друг друга, словно говорили: «Крепись, друг, пока мы звучим, мы живем».
О, сколько голосов я слышала на своем веку! Я все знаю. Все прошло мимо меня.
И вот совсем недавно я была удивлена, когда один погибающий от жажды и зноя человек умирал в самом центре пустыни. Я долго ждала, пока он подаст голос, но он не подал.
— Кричи! — сказала я ему.
Он дышал тяжело и часто, высунув язык, и с конца его не капали слюни, потому что даже слюни были выпиты.
— Зачем кричать? — прошептал он.
— Может быть, кто-нибудь услышит.
— А разве есть кто-нибудь рядом?
— Никого.
— А зачем же кричать?
— Человек, пойми: этот крик нужен тебе самому, а не им.
— Неудобно как-то кричать. Вдруг услышат. Примут спросят: кто кричал, на каком основании, есть ли разрешение? А у меня нету.
— Так чего ты больше боишься: что тебя услышат или не услышат?
— Крикнуть, конечно, хочется, но так, чтобы никто не слышал.
Он набрал в легкие воздуха и закричал:
— Люди!
Испугавшись собственного крика, вобрал голову в плечи. И тут же внес поправку:
— Кричал не я.
Но было поздно. Словно из-под земли появились люди. Много людей, десятки и сотни.
— Кто кричал? — спросили они.
— Не знаю, — сказал он.
— Ты?
— Я? А зачем мне кричать?
— Разве ты не нуждаешься в помощи?
— Откуда вы взяли?
— Но ты ведь заблудился в пустыне. Едва жив.
— Я? Никогда мне так не было хорошо. Мне здесь очень нравится. Песочек, солнышко.
— Ты умираешь в пустыне?
— Бросьте! Я загораю.
И он снова пополз вдаль.
ДИСКУССИЯ О ПЛЕВАТЕЛЬНИЦАХ
Одно время в пустыне стали носиться с идеей установки плевательниц для верблюдов.
Сторонники этой идеи оперировали аргументами этического характера: некультурно смотреть на верблюда, который плюется куда попало.
Противники этой идеи утверждали, что установка плевательниц лишь стимулирует плевание верблюдов налево и направо, назад и вперед.
Сторонники идеи возражали: пусть стимулирует, это не столь страшно, коли верблюд пользуется плевательницей, это уже и не плевки вовсе, а гигиеническое выделение слюны.
Противники идеи выступили с предложением: вместо траты средств на урны лучше провести работу по окультуриванию верблюда, сделав его неплюющим интеллигентным животным, что явится кардинальным решением проблемы.
Сторонники идеи отвергли культурного верблюда, ибо всякое вмешательство в природу к добру не приводит, а верблюд, как известно, частица природы.
Противники задали каверзный вопрос: хорошо, мы поставим урну, но где же гарантия, что верблюд станет ею пользоваться?
Сторонники сказали, что если урн будет достаточно, если они будут на каждом шагу, то верблюд, хочет он этого или не хочет, все равно в них попадет, а со временем он к ним привыкнет и будет передвигаться по пустыне от урны к урне.
Противники задали щекотливый вопрос: сколько же планируется поставить урн?
Сторонники немного подумали и ответили: через каждые десять метров.
Противники расшумелись, что это форменное расточительство металла, что урны должны стоять, если вообще должны, не чаще чем через сто метров.
Сторонники согласились на 30 метров.
Противники на 70.
В конце концов урны были поставлены через каждые 50 метров. Возле каждой из них погонщик был обязан притормозить и подержать верблюда над ней.
Если верблюд не плевался, его заставляли.
Если не слушался — резали.
СНЕГ В ПУСТЫНЕ
Из центра пришла директива: создать в пустыне трест очистки снега.
Пустыня спорить не стала, не стала она и организовывать трест, просто-напросто отрапортовала — он создан.
Центр сразу же спустил на него план, фонды, запчасти, лимиты.
Поскольку снега в пустыне не было, трест всегда ходил в передовых. В любую погоду он мог отрапортовать: снег убран. Однажды он даже заявил, что из пустыни вывезено столько же, как на Северном полюсе, а посему полагается премия.
В центре схватились за голову.
— Откуда вы снег вывезли, голубчики?
— Что за вопрос? Из пустыни.
— А откуда в пустыне снег?
— С неба.
— Сроду не видели.
Пришлось долго растолковывать, что снега как такового не было и его никто не убирал.
— Вы нам премию дайте, а снег мы потом уберем.
— Нет, вы сначала уберите, а потом премию получите.
— Как же мы его уберем, если его нету? Бюрократизм какой-то. Снега у нас в пустыне нету?
— Нету.
— Значит, он убран. Платите. Поворчали, но выплатили.
Пришла директива: достойно проводить русскую зиму.
А как проводить, если ее нету?