И уже иссохли все надежды, как вдруг ранним утром, взобравшись на высокий бархан, воспаленными глазами мы увидали вдали полоску земли, покрытую зеленой растительностью. Там росли финиковые пальмы, шелестели рощи тамариска, как свечи стояли кипарисы. Дарило прохладу синее озеро. В него хотелось прыгнуть с головой и не выныривать. Ветер доносил щебет птиц. Впереди были жизнь и спасение!
— Оазис! — вскричал я. Но «вскричал» слишком громко сказано, я едва прошептал это слово.
Мой спутник все-таки меня услышал, долго смотрел на оазис, а потом грустно сказал:
— Мираж.
— Оазис, — возразил я.
— Мираж. Я специалист по пустыне. Она — моя диссертация. Я мираж носом чую. Это оптическое явление в атмосфере, при котором видны предметы, действительное местонахождение которых далеко, может, за сто верст. Оно объясняется полным отражением лучей на границе двух слоев воздуха, имеющих различную температуру…
— Ползем туда, — прошептал я пересохшими губами.
— Зачем? Я же тебе объяснил, что перед нами мираж. Он получается, когда луч света падает с очень сильным наклоном на граничащую с двумя слоями воздуха плоскость…
— Ползем! — прервал я его.
— Лишняя трата сил. Погоня за иллюзией. А я всегда был реалистом до мозга костей. Если ты не понял принцип возникновения миражей, я могу нарисовать тебе схему.
И он стал чертить схему пальцем на песке.
— Кривая линия означает ход лучей. А это — слой, дающий полное отражение.
— Ты ползешь или нет?
— Нет.
— Тогда я сам.
— Что ж, убедись на своем горьком опыте. Только имей в виду, оазис будет отодвигаться по мере твоего приближения, он заманит тебя вдаль от караванных путей, и ты погибнешь. Вернуться у тебя не хватит сил.
— Я пополз.
— Подожду тебя здесь. Но заклинаю тебя: как только увидишь, что расстояние между тобой и оазисом не сокращается, немедленно возвращайся обратно.
Песок скрипел на зубах, шея не держала голову, но я полз. И оазис не отодвигался, не убегал от меня в пустыню. Через полдня я окунулся в прохладную чистую воду озера.
Потом отполз под пальму и забылся в ее тени. Проснулся оттого, что рядом разговаривали люди.
— Жив! — закричали они и подхватили меня на руки. Меня принялись потчевать вином и яствами.
— Нет, что вы, — говорю, — спасибо… Там, в песках, умирает от жажды и голода мой друг.
Они тут же снарядили самых быстроногих верблюдов.
Мы быстро нашли моего товарища. Он уже едва дышал. Услышав наши голоса, он с трудом приоткрыл глаза.
— Ну как? — чуть слышно спросил он меня. — Убедился, что это был мираж?
— Да, это был мираж, — кивнул я.
Я опустился рядом с ним на четвереньки, и мы поползли куда глаза глядят.
ЭКСПОРТ — ИМПОРТ
Представьте себе картинку: пустыня без конца и края. Куда ни кинешь взор — песок, песок, песок. Он — под ногами, он — в воздухе, гонимый ветром, он хрустит на зубах. Он — у людей в волосах, в постели, даже в супе.
Хоть отбавляй, а его прибавляют. В газетах написали, что идут переговоры с Сахарой о закупке песка. Все пожимали плечами.
— Зачем нам песок?
— Диктуют объективные условия.
— Господи! Свой-то девать некуда.
И повезли нам песок — кораблями, поездами, самолетами. Сыпали импортный песок на наш собственный. Вышло, конечно, в копеечку.
Стал привозной песочек золотым.
Так появились свои Золотые пески.
ОСУШЕНИЕ ПУСТЫНИ
Стали говорить, дескать, пора ее осушить. Сколько, дескать, можно жить без мелиорации.
И вот прибыли мелиораторы. Лихие ребята с большим стажем работы.
Засучили рукава. Включили насосы.
А пустыня не осушается, хоть плачь.
Оно и понятно — то труб нужного диаметра не завезли, то бензина нету, то керосина.
А то и мелиораторы запьют, ведь не ангелы, в самом деле.
Сверху запрашивают: как идет осушение?
А рапортовать нечем.
Главного мелиоратора в наказание перебросили на другую пустыню, еще более пустынную.
Новый трубы завез, бензин-керосин доставил.
Начальство шлет запрос: сколько осушено?
А нисколько.
Почему?
Вспомнили: на руки не плевали. Поплевали.
Опять не осушается. Вспомнили: рукава не закатали. Закатали. Не осушается, хоть плачь.
Тут чью-то умную голову осенило:
— Братцы! Какие же мы олухи! Прежде чем осушить, ее ведь затопить надо.
Премировали умную голову за счет депремирования, стали спешно воду подводить, чтоб потом осушить.
Пять лет качали. Глянули: уже лужи. Кричат:
— Еще поддай!
Глянули: болото.
— Поддай!
Море образовалось.
— Шуруй, вкалывай!
Вот уж и океан. Спохватились.
— Хватит! Кончай!
Смотрят: уже суши ни клочка, у самих ноги по колено в воде.
— Выключай!
Поздно. Всемирный потоп организовали.
ПРОЖЕКТЫ
ОТНОСИТЕЛЬНО ДОРОГОВИЗНЫ ШАМПАНСКОГО И ПОДРЫВА ТЕМ САМЫМ МОРСКОГО МОГУЩЕСТВА ДЕРЖАВЫ
По случаю дня ангела тестя я приобрел две бутылки шампанского. Мой тесть заслужил даже коньяк, кабы тот был дешевле. Мы выпили шампанского и стали ждать, когда зашумит в голове. Прождали до вечера, но так и не зашумело. Тут мой тесть выступил против шампанского, имея в виду, что это, по существу, квас, хотя денег стоит весьма немалых. И ко мне пошли мысли общегосударственных масштабов.