Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

БРОДЯГА: Что вы! Я глубоко невежественный неуч.

ЛЕДИ: Это вы-то?! Не смешите меня, Бродяга!

БРОДЯГА: Тогда придется расколоться. Да, закончил. Целых два раза. И теперь коротаю часы почтенной старости за беседами в Интернете.

ЛЕДИ: <<хохочущий смайлик>> Теперь, когда мы окончательно выяснили то утешительное обстоятельство, что оба мы — заслуженные пенсионеры, тем более нет необходимости ни в каких признаниях.

БРОДЯГА: Леди, что у вас за манера все время затыкать мне рот!

ЛЕДИ: Ну знаете! <<возмущенный смайлик>> От вас странно слышать подобное. Кто из нас тиран, в конце концов?

БРОДЯГА: <<растерянный смайлик>> Да вроде бы я…

ЛЕДИ: Вот и позвольте отплатить вам той же гранатой. То есть монетой.

БРОДЯГА: Придется позволить. Что же мне остается…

ЛЕДИ: Пожелать мне всего хорошего и вернуться к чрезвычайно важным пенсионерским делам, от которых я наверняка вас отрываю.

БРОДЯГА: Всего вам хорошего! <<смеющийся смайлик>>

ЛЕДИ: Аналогично!

__________

Ясенев, стоя посреди комнаты с кружкой чая, вещал о прелестях колесного туризма. Прочие с интересом слушали.

— А Старая Ладога? Она достаточно близко от Питера по мурманскому шоссе до Кисельни, а там свернуть и еще с полчаса. Кроме того, это интереснейшая местность с исторической точки зрения. Сейчас об этом полюбили писать и рассказывать, но на всякий случай напомню: Старая Ладога — древняя столица Руси, еще доновгородского периода. Новгород был выстроен только при Рюрике… — Ясенев бросил взгляд в сторону плотно закрытой двери снеговского кабинета. — Тогда как Ладога, судя по археологическим изысканиям, жила уже за сто с гаком лет до пришествия на Русь варягов. Согласно легенде, как раз жители Старой Ладоги в восемьсот шестьдесят втором году призвали варяжскую дружину во главе с Рюриком.

Воинственно глянув все на ту же дверь, Глеб Евсеевич настойчиво повторил:

— Да, именно с Рюриком!

Кто-то хихикнул — думаю, Мари. Потом от порога кухни, из-за спин сидящих плотной кучкой сотрудников раздалось легкое позвякивание ложечки. Обернувшись, я увидела стоящего у косяка Рюрика Вениаминовича, который с самым благосклонным вниманием слушал Ясенева и помешивал чай в стакане.

— А что, Рюрик… Вениаминович, не свозите ли народ по весне к местам боевой славы? — не моргнув глазом, спросил Ясенев, — Знаете, как способствует сплочению здорового коллектива безобразный разгул под открытым небом?

Снегов вопросительно глянул на меня. Я пожала плечами:

— Почему бы и нет?

__________

Зима в этом году длилась необыкновенно долго до самой весны. Чем ближе она была, тем более мрачным становилось мое настроение. Да и чему радоваться? Жизнь мало того, что идет обыкновеннейшим образом, так еще и не сулит впереди ничего хорошего. Все, что может ждать меня впереди очередные поиски работы. И никого вокруг. Старые друзья оказались раскиданы жизнью, новых нет вовсе. Никогда еще я не ощущала себя до такой степени никому не нужной.

А весна не спешила сменить зиму на боевом посту. Зима мое время, но в этот раз я уже хотела и дождаться не могла, когда солнце растопит снега и засияет в полную силу. Как всегда «во дни тягостных раздумий», единственной отрадой был И-нет. В один из таких дней, когда все казалось особенно мрачным, я пошла к Профессору.

Т УУ-ТИККИ: Профессор?

ПРОФЕССОР: Да, я здесь.

ТУУ-ТИККИ: Расскажите мне о весне, Профессор.

ПРОФЕССОР: Вам — о весне? Что с вами, милая Тикки?

ТУУ-ТИККИ: Ничего. Но сегодня небо надвинулось особенно тяжело и низко. Сегодня последние сугробы грязными грудами высятся в подворотнях, тени чересчур непроглядны, а голоса птиц кажутся особенно резкими. И даже звезды выглядят тусклыми и далекими, а луна завывает от тоски над унылым, молчаливым миром — но никто не слышит ее воя.

ПРОФЕССОР: Тикки, Тикки, это черные ветры застят ваши глаза. Скоро они умчатся прочь, не оставив следа. Все еще будет как прежде — снега пушисты и белоснежны, травы — зелены и высоки, а листья — желты и прозрачны.

ТУУ-ТИККИ: Ничего этого я не вижу.

ПРОФЕССОР: Быть может, моя башенка звездочета чуть выше вашей купальни? Отсюда лучше видно.

ТУУ-ТИККИ: Возможно. Но здесь у меня только лед и запустение.

ПРОФЕССОР: Тогда приходите в гости.

ТУУ-ТИККИ: Никогда не знаешь, куда повернут твои дороги. Хотите, я угадаю ваш адрес?

ПРОФЕССОР: Очень хочу. Попробуйте.

ТУУ-ТИККИ: От сердца осени тринадцать градусов на Север?

ПРОФЕССОР: Почти угадали. Только сделайте поправку на ветер.

ТУУ-ТИККИ: Я боюсь ошибиться в расчетах.

ПРОФЕССОР: Хорошо. Тогда слушайте: я попробую рассказать вам о весне — так, чтобы вы услышали. Хотя, боюсь, это непростая задача. Самое главное весной — это запах. Сначала снега еще высоки, холодны воздух и солнце. Но однажды… Однажды выходишь из дома — вокруг зима, — но ты слышишь: запахло весной. Все, что будет потом, не заслонит этого первого, острого запаха.

ТУУ-ТИККИ: Наверное, так… Но мне видится другое.