Служебный роман с чужой невестой

 – У нас будет малыш, – она всхлипнула и выгнулась подо мной, а я медленно вошёл в неё, продолжая ласкать её губы своими: – Такой же колючий и непослушный, как моя бабочка. – Резкий толчок, и Ева застонала, но я замер, оттягивая и её и мой пик. Одна мысль, что кончу в её лоно, сводила с ума, хотелось растянуть это безумие, довести и себя, и её до последней грани наслаждения, до трясучки, до сумасшедшей жажды. – Представляю тебя с животиком, – счастливо смеялся я ей в губы, трогая кончиком языка, и по щекам Ева потекли дорожки слёз. – Такая неуклюжая и милая, как арбузик на ножках…

Кажется я перестарался, сам себя довёл до безумия, одними мечтами сорвало крышу, все намерения доставить нам обоим как можно больше кайфа, полетели к чертям. Рыча, я вбивался в женское податливое тело всё быстрее, всё жёстче, пока мир не взорвался на тысячи осколковы, миллион сладких капель удовольствия, рассыпался песком наслаждения. А я всё ещё врезался в лоно, горячо изливаясь в свою женщину.

Да, я решил, что не отпущу Еву. Не отдам никому. Да что там! Давно это решил, ещё в тот миг, когда она удирала, а я бросился за ней… и сейчас, как тогда, прорычал:

– Моя! – едва дыша, упал рядом с подрагивающей колючкой и прошептал: – Никакой свадьбы, поняла? Ты моя. И ребёнок мой. Я поговорю с Комаром… То есть с твоим отцом, когда…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И прикусил язык. Блядство. Едва не проговорился. Виновато покосился на Еву. Не хочу лгать ей, но и сказать правду не могу. Ей нельзя волноваться.

Посмотрел в огромные, ещё затуманенные страстью, синие глаза, и тут меня будто ледяной водой окатило при мысли, что она же… Джонси! Звезда, которой на хрен не нужен ни муж, ни ребёнок. Сама мне об этом сказала, а я не понял, не придал значения её словам. Она же петь хотела, а тут я с испорченными презервативами.

Так хотелось верить, что она желает того же, что и я, что рада малышу… и мне. Но не мог. Я видел Еву на сцене, понимал, что там дерзкая бабочка по-настоящему счастлива. Да, мне не нравится такая музыка, но для Джонси – это жизнь. Моя бабочка заряжается когда поёт, раскрывает крылья и устремляется в небеса. Туда, где я её никогда не догоню.

– Мне нужно знать, – вырисовывая кончиком пальцев круги на её щеке, спросил я. Голос мой зазвучал металлом, меня выворачивало даже от одного предположения, но это её тело, и её жизнь. Я не имел права присваивать всё это без согласия. Процедил то, чего никогда бы предпочёл не произносить: – Что ты решишь. С ребёнком.

Глава 26. Ева

Он что, опять? Пока трахает, нужна, а потом спрашивает, что с ребенком? Он совсем идиот?

Я отпихнулась и выползла из-под тяжелого мужчины. Да, страстного, да, отца моего будущего ребенка. Но не моего мужчины, потому что я для него – всего лишь объект. Так? Или, что он имел в виду, озвучив такой дебильный вопрос? Свадьбы не бу-у-удет, Прэскоту я не доста-а-анусь. Вранье! Хотелось перекривить его и вмазать с локтя, но я спокойно встала и, качая бедрами, пошла в душ. Смывать с себя грязь этих липких отношений. Никогда больше не позволю ему к себе прикоснуться, ублюдок хренов…

Все они видят во мне только дырку, пользуются, ведь я больше ни на что не гожусь. Могу лишь быть сучкой для временного траха и выбивания из памяти бывшей жены, невестой, которую можно выгодно купить в обмен на какие-то важные документы или популярность, или дочерью, которую можно подложить под мерзкого типа, лишь бы закрыть старый гештальт. Суки, заебали мной пользоваться!

– Разве это не очевидно? – злобно, но с улыбкой бросила я охрипшим голосом, откинула копну волос за спину и закрыла за собой дверь в ванную. На ключ.

На деревянных ногах вползла в кабинку, включила воду и забилась в уголок, превратившись в израненный комочек ненужной никому личности. Я не умею быть сильной. Особенно, когда остаюсь одна. Особенно, когда в голове фейерверк эмоций, нет, настоящий фарш. На людях я кусаюсь, дерусь, артачусь, а на деле – кизяк на постном масле.  Пустышка. Что я буду делать одна с ребенком? Куда пойду? Папа ведь меня выбросит на улицу, о Прэскоте-противном даже думать не хочу. Дэми? Нет, пошел он на хуй со своими вопросами! Не хочу его знать. Сначала попинал меня, ребенка ненавистному жениху приписал, а теперь это?! Не прощу...

О музыке можно забыть. Какие песни, какие выступления? Все не имеет теперь значения. Я, наверное, впервые в жизни ощутила желание жить для кого-то, ради кого-то. И плевать, что кто скажет. Нужно будет, поеду к бабушке. Как там ее село называется? Она меня примет, не выгонит, уверена.

Когда немного пришла в себя и тихонечко вышла из ванны, Дэми стоял у окна. Прижимая сотовый к уху, слушал и лишь изредка отвечал:

– Да, – или: – Я понял.

Его огромная мужественная фигура вызывала трепет даже сейчас, после полученного удовольствия для тела и переломанного сердца, подкашивались ноги. Не портили впечатления ни намокшая в душе рубашка, на которой тёмными ремнями красовалась наплечная кобура, ни окровавленная повязка на голове.