Служебный роман с чужой невестой

– Попробуй это. – Дизайнер появилась из-за высоких рядов с платьями, протянула мне другое свадебное. Пока я, измученная и уставшая от беготни по магазинам и бесконечному переодеванию, выползала из облака в какую-то кремовую трубу, женщина убежала вглубь салона со словами: – Сейчас принесу еще.

Выровнявшись, я поправила атласный лиф, что довольно неплохо облегал мою подросшую грудь. Красиво, но чего-то не хватает. Это уже двадцатое или тридцатое платье. Мне ничего не нравится! Все не то.

 Я измученно улыбнулась себе в зеркало. Сегодня нужно выбрать его, потому что свадьба через три дня. Дальше тянуть некуда. Эти три недели проскакали мимо и возвращаться не собирались. Никогда не думала, что подготовка к свадьбе заберет столько сил и времени.

Глянув на обручальное колечко с довольно крупным бриллиантом, что подарил мне Дэми, я снова вспомнила, как мы ругались после концерта, а потом он… объявил о помолвке публично. Решил все за меня.

Но я на мишку не злилась. Мне не хватало этого властного и сильного плеча, на которое могу опереться. Тогда я должна была разобраться в себе и в нем, понять нужна ли я ему, а он мне. Леонов неожиданно подтолкнул к правильному решению – сказал «будешь моей, и все».

Буду, куда я денусь с подводной лодки?

Немного страшно было, что наши чувства пройдут, раскрошатся в проблемах и буднях, что мы не сможем любить друг друга, как отец любил мою маму, но я все равно уже отступать не хотела. Свадьба так свадьба. Всегда можно развестись, для Дэми это не впервой. Требовать от него любви, о которой всегда мечтала, я не смела, потому что сама еще не определилась с чувствами.

Люблю? Или мне просто с ним хорошо?

Я не знала, не понимала разницу. Что-то согревало душу, когда думала о Защитнике, но как отличить привязанность и благодарность от любви?

А еще мы бесконечно ссорились и ругались. Но это было так странно и так страстно. Сладко. Вкусно. И нескучно. Дэми все еще думает, что Вилли виновен – все улики указывали на друга, но я упорно стояла на своем, и после того, как три дня Леонова к себе не подпускала, заявив, что он будет на голодном пайке, пока не включит мозги, мишка сдался – пообещал, что изучит дело Хилла глубже, но гарантий никаких не дает. Если Вилли виноват – ему придется отвечать.

Здесь я не перечила, но для меня подрывных устройств в машине и исчезновения Джека было мало для доказательств вины, а слово друга перевешивало улики. Он не мог мне врать, не мог.

Я просила о встрече с Вилли в тюрьме, но Дэми не позволил. Мол, мне нервничать нельзя, пока подождем. Да, нашелся еще один повод поругаться, мы же без этого не можем совсем никак. Каждый день будто по лезвию ходим. Зато мириться получалось у нас крайне жарко и шумно. Благо моя комната самая дальняя по коридору, и это не пугало окружающих, хотя я все равно смущалась наших активных примирений.

– Там тебя ждут, Ева, – сказала модистка, выдернув меня из сладких воспоминаний нашего вчерашнего секс-марафона с Дэми, и показала на выход.

Я выглянула из-за ширмы.

– Папа? Ты здесь откуда? – Выпорхнула из примерочной и помчала к отцу, смешно задирая до колен неудобную юбку.

Папа сначала отступил, ошарашенно осматривая меня с ног до головы, а потом раскрыл объятия и впервые за много лет обнял меня, почти выдавив воздух из груди.

– Какая ты большая, доча. – Его голос стал густым и хрустящим, глаза заблестели, будто он сдерживал слезы, а я пошатнулась от нежности и защемившей сердце радости. – Я тут... – Он отпустил меня и, сдержанно улыбаясь, обернулся через плечо. – Поговорить хотел без лишних ушей, – потер подбородок, повел слегка головой и прищурился, оценивая мой наряд. – Выбрала платье? Могу тебя в кафе забрать? Ананасовый смузи и шоколадный кекс с изюмом, как всегда?

– Как в детстве, ты хотел сказать? – подстрекнула я с мягкой улыбкой.

Это правда мой папа? Когда последний раз он меня водил в кафе? Как дочь, которой нужно внимание и ласка. А еще не верилось, что он помнил о моих вкусах. Все как-то сторонился, избегал разговоров, не любил откровенничать. Он был в моих глазах едва ли не тираном – заставлял учиться, ругал за выходки да хмурил брови, когда я не слушалась и делала все наоборот. Баловалась, дралась с одноклассниками, пропускала уроки, приносила домой кучу единиц и исписанный замечаниями дневник. Я хотела внимания. Очень. Так сильно, что завалила даже выпускной экзамен по математике. Папа, конечно же, все уладил, а со мной так и не поговорил толком. Поругал, поорал. На этом все.

Как же я тогда была зла!

Только музыке я отдавалась на сто и больше процентов, потому что она помогала мне отрешиться от реальности. Хотя отец настаивал, чтобы шла на экономический. Хрен там, я не подчинилась. Взяла документы и поступила в музыкальный.

И сейчас его покладистость настораживала. Я даже опешила и не знала, что сказать.

Папа, отступив немного, добавил: