Служебный роман

— Я — за! — спьяну брякнул Владик.

— А я против! — возразила принципиальная Джекки. — Я не умею делить два на три. И вообще… я такая несчастная… — Ее совсем развезло. — Вечно мотаюсь. Дочку забросила, маму больную забросила… Какая я скотина!.. Личной жизни нету. Никто меня не любит.

— Как никто? А я? — воскликнул оператор.

— Ты не считаешься. Ты — коллега, товарищ. — Джекки попыталась встать, пошатнулась. — Домой хочу! К дочке! Поехали!

Владик забеспокоился и усадил ее.

— Ты не можешь вести машину, ты пьяная. А я не умею.

Джекки вдруг трезво посмотрела на Каштанова:

— Антон Михайлович, вы что, действительно не знаете, что из вашего фонда похитили два миллиона?

— Как? Кто сказал?

— Я точно знаю.

Каштанов пытался сообразить, в чем дело…

Джекки так покачала головой, что доктор понял — это правда.

— Теперь я понял ваши гнусные намеки про Париж. А я-то при чем?

Тобольская встала и выпрямилась в полный рост.

— Деньги почему-то исчезли вместе с вами!

— Как вы смеете подозревать меня! — мгновенно взбесился Каштанов.

— Не мое дело заниматься подозрениями, — хладнокровно ответствовала Джекки, — я веду журналистское расследование.

— Я был бы вам весьма признателен, если бы вы пошли вон отсюда! — сквозь зубы процедил Антон Михайлович…

Жигуленок Тобольской ехал, если можно так выразиться, не совсем по прямой, а слегка виляя.

Джекки вцепилась в руль обеими руками, чтобы машина хоть как-то ее слушалась.

Но машине, видно, надоел хмельной водитель, она помчалась под гору и ткнулась носом в ни в чем не повинную сосну.

— Приехали! — констатировала Джекки.

— Ура! — обрадовался Владик, которого алкоголь разбирал чем дальше, тем больше.

— Владик, уйди в тень! — послала его Джекки.

— Зачем мне куда-то идти, когда в лесу кругом тень? — с пьяной простодушной искренностью возразил Владик…

В это же ночное время Антон Михайлович добрался до Деревенской телефонной будки. Ждать до утра он не желал и потому безжалостно разбудил своего заместителя:

— Ваня, это правда?

Иван Павлович даже спросонья узнал голос шефа:

— Антон Михайлович, вы где?

— В деревне.

— Вы в порядке?

— Как я могу быть в порядке, когда только-только узнал, что из нашего фонда украли дикие деньги!

— К сожалению, шеф, это правда!

— Я сейчас же еду в Москву! — принял решение Каштанов.

Иван Павлович искренне поразился:

— Зачем?

— Как это зачем! Я должен принять меры, я должен быть там, я должен…

— Вы знаете, кто украл?

— Какая чушь — конечно нет!

— Можете найти преступника?

— Что я тебе, сыщик? — возмутился Антон Михайлович. — Опять несешь ерунду!

— Тогда зачем вам приезжать? Отдыхайте. Я буду вас информировать о ходе следствия. Вам куда звонить?

— У меня нет телефона. Я тебе буду звонить сам…

Глава четвертая

Собор монастыря смотрелся в зеркальную поверхность озера. Первые лучи встающего солнца коснулись куполов храма. Со звонницы доносились мелодичные звуки колоколов. Начался новый день…

Когда утром Антон Михайлович вышел на свежий воздух, то сразу же рядом со своим жильем обнаружил ржавые «Жигули», слегка помятые после поцелуя с деревом.

Из капота машины торчала небольшая сосна, совсем как вишневое дерево из головы оленя в романе о Мюнхгаузене.

Из машины выползла Джекки. Вид у нее был далеко не выигрышный, чтобы не сказать помятый.

— Доброе утро! — пробормотала она.

— Какое, к черту, доброе, если вы здесь! — устало сказал Каштанов.

— Для преступника, который объявлен во всероссийский розыск, вы ведете себя беспардонно! — парировала Джекки.

Владик незаметно для Антона Михайловича снимал его из окна автомобиля.

— Ну и паршивка же вы, извините за выражение! — припечатал Каштанов.

— А вы лицемер! — не осталась в долгу Джекки.

— А вы хоть бы умылись после вчерашнего! Выглядите урод уродом!

— А вы вредный, гнусный старикан! — не сдавалась Джекки.

Владик, выйдя из автомобиля, с упоением снимал перепалку.

Антон Михайлович заметил это и двинулся на оператора с угрожающим видом.

— Прекратите снимать! — При этом Каштанов сделал попытку отнять видеокамеру.

Владик завопил:

— Меня можете убить, но камеру не трогайте! Она слишком дорого стоит.

Было уже известно, что хирург сильнее оператора, и Джекки бросилась на защиту аппаратуры. Она вступила с Каштановым в сражение… В битве она применяла приемы у-шу и вообще усердно колошматила доктора. А профессиональный оператор не мог упустить такую роскошную возможность заснять драку.

Обычно, во всяком случае в кино, подобные сцены кончаются объятиями драчунов, но сейчас этого не произошло. Антон Михайлович вырвался из рук разъяренной Джекки и сказал брезгливо:

— Я женщин никогда не бил! И не буду!

— Да вам с ними и не справиться! — Джекки была в своем репертуаре.

Если бы состоялся фильм, то эту сцену, наверное, тоже показали бы в черно-белом варианте…

Вскоре все трое завтракали в турбазовской столовой, только Каштанов в одном углу, а телевизионщики в противоположном. Летняя столовая представляла собой большой тент, под которым на берегу озера были расставлены столики и стулья.

Между столиками врагов расположилась семья отдыхающих в традиционном составе — муж, жена и ребенок.