Служебный роман

— Наш новый лодочный сторож кого-то напоминает! — Жена, крупногабаритная тетка, не сводила глаз с мрачного Антона Михайловича.

Тощий муж тоже на него поглядел и высказался конкретно:

— Грязный, неопрятный, несимпатичный.

Справедливый Владик заступился за Каштанова:

— Это преувеличение — не такой уж он неопрятный.

— Но несимпатичный — это точно, очень несимпатичный! — высказалась Джекки.

— Я уже знаю, на кого смахивает этот тип! — громко провозгласила тетка. — На того профессора, который украл пять миллионов долларов!

Каштанов не выносил гипербол:

— А я слышал, что не пять, а только два!

Тетка зашлась от возмущения:

— Вот у меня газета с портретом, и тут напечатано, что он слямзил пять!

— Нам бы такие деньги! — мечтательно произнес муж.

— Будьте добры, дайте, пожалуйста, посмотреть газету! — оторопев, попросил Антон Михайлович.

Он взял газету и увидел свой портрет. Под ним крупным шрифтом было напечатано:

«Исчез Каштанов — выдающийся хирург», а пониже, тоже крупно, но помельче: «Из фонда академика Каштанова похитили два миллиона долларов!»

— Но тут же написано два миллиона, — укоризненно сказал Антон Михайлович, на что у тетки нашелся убедительный аргумент:

— Где два, там и пять!

Джекки поднялась из-за стола и направилась к стойке, где высился здоровенный чайник, а рядом вереницей выстроились подстаканники со вставленными в них стаканами. Джекки налила себе чаю, а возвращаясь, уже с подстаканником в руке, приблизилась к доктору.

— Позвольте и мне взглянуть! — елейно-мерзким тоном пропела журналистка и протянула руку к газете. Но…

— Это не моя газета! — строптиво заявил Каштанов и вернул ее владелице.

Однако Джекки не успокоилась и обратилась к хозяйке:

— Вы разрешите, буквально на секунду! — Сейчас она была воплощенная вежливость.

Тетка вручила ей газету, заметив при этом:

— Ведь правда похож?!

Джекки поизучала фотографию, затем перевела взгляд на Антона Михайловича и вынесла приговор:

— Нет, не похож! Наш лодочник много старше!

— Большое спасибо! — с усмешкой поблагодарил лодочник.

— А я убеждена, — упорствовала тетка, — очень даже похож на ворюгу, который обчистил детский фонд.

— Это не детский фонд! — ляпнул правдолюбец.

Тем временем семья, расправившись с завтраком, поднялась из-за стола. А муж бдительной тетки сунул в руку лодочника монету.

— Приготовь лодку, ту, синюю с белым!

Каштанов попытался вернуть деньги, но…

— Вам надо менять внешность! — с иронией посоветовала Тобольская.

— А вам-то какое дело! — взъерепенился Антон Михайлович, забыв про монету.

— Я буду это снимать!

— Что — это?

— Как вы будете краситься, или надевать парик, или бриться наголо! — Джекки гордо проследовала на свое место.

Вскоре уже Каштанов с подстаканником в руке не поленился сделать крюк, чтоб задержаться у вражеского столика.

— Покуда я жив — вы меня снимать не будете! — И ушел.

Джекки снова зашагала за чаем, и снова с подстаканником в руке, естественно, не миновала неприятеля.

— Можете не менять внешность, но вас поймают и посадят в тюрьму! Разумеется, мы и это запечатлеем на пленку.

Антон Михайлович тоже повторил прежний маневр. Когда он приблизился к столику, за которым сидела Джекки, та вскочила.

Теперь они стояли с подстаканниками в руках, словно с пистолетами. Они действительно были вооружены, потому что чай был горячий. Противники испепеляли друг друга гневными взглядами, но до новой потасовки не дошло — Владик втиснулся между враждующими.

— Успокойтесь, а то чай остынет!

Собираясь звонить в Москву, Каштанов снова поспешил к той же самой деревенской телефонной будке.

Он вошел в нее, опустил в прорезь монеты, набрал номер.

На том конце провода Никита взволнованно закричал:

— Па, это ты?! — Лицо его озарилось. — Ты где? Как себя чувствуешь? Почему ты уехал без меня?

— Я в Тихих Омутах.

— У дяди Саши?

— Да, — неуверенно ответил отец.

— С тобой все в порядке? — спросил Каштанов-младший.

Второй этаж каштановской дачи под Москвой был превращен Никитой Антоновичем в музыкальную студию. Рояль, синтезатор, отдельные музыкальные инструменты, разбросанные повсюду ноты, а также магнитофоны, микрофоны, звукозаписывающая аппаратура, опутанная проводами, говорили о том, что младший Каштанов не такой уж бездельник, каким он пытался себя показать перед Джекки.

— Ты видел эту газету с гадким намеком? — спросил расстроенный отец.

— Телевидение тоже отличилось, — сказал сын.

— А что эти набрехали?

Никита помялся:

— Вроде бы ничего особенного. Но знаешь, это как бы по Чехову — не то тебя обокрали, не то ты сам украл. Да ты не волнуйся, завтра кого-нибудь убьют или случится землетрясение, и наша любимая пресса забудет и про твой фонд, и про тебя самого. Как ты себя чувствуешь?

— Как я могу себя чувствовать, когда такое… — убито проговорил Каштанов.

Никита не дал договорить:

— Па, повторяю, не принимай близко к сердцу. Сейчас время — жуть. Каждый день — новая пакость!

— И к тому же, — пожаловался отец, — меня все время преследует одна дрянь. Она с телевидения.

Никита сразу догадался, о ком идет речь:

— Ее зовут Джекки?

— Она у тебя была? — поразился Каштанов.