С Антоном Михайловичем в эти дни творилось что-то неладное. Он стал отличать ольху от осины, березу от ивы, сосну от елки. Он подолгу и с умилением следил, как мать-утка плывет во главе выводка утят, следующих гуськом. (Извините за нечаянный каламбур: утки и гуськом?!) Каштанов поймал себя йа ощущении, что нет ничего приятнее, чем побродить босиком по утренней росистой траве. И вообще размышления, что он обеднил свою жизнь, сделал ее однобокой и в чем-то убогой, все чаще и чаще посещали его свободную от забот голову. Несомненно, с ним происходил удивительный процесс перерождения. Из трудоголика, субъекта, которому работа заменяла наркотик, он превращался постепенно в нормального человека. И стихийное чувство, что надо жить не только для людей, но и для себя любимого закрадывалось порой в его бескорыстное сердце. Это происходило с Антоном Михайловичем впервые, и он даже поймал себя на том, что иногда с удовольствием посматривает на складно сложенных молоденьких отдыхающих женского пола. Это тоже было для него ново и, как ни странно, приятно…
По берегу с букетом роз двигался Владик. Он направлялся к причалу турбазы, где Антон Михайлович в потрепанной робе, как обычно, дежурил — раздавал весла, принимал лодки, вычерпывал из них воду. Приблизившись к лодочнику, Владик торжественно произнес:
— Джекки послала меня к вам вот с этим букетом!
— Я подарков не принимаю! — сухо ответствовал Каштанов.
— Это не подарок, — возразил Владик, — это цветы.
— Вы их что, в поле собрали?
— Розы в поле не растут!
— Значит, купили. Следовательно, это подарок.
— Какой вы, извините, зануда! — вырвалось у Владика, он огорченно повернулся, чтобы уйти, но спохватился: — Чуть не забыл, Джекки очень просила вас зайти.
— Зачем еще?
— Посмотреть ногу. Она сказала, что вы врач, — сообщил новость Владик. — Но я в этом не уверен.
Антон Михайлович вышагивал по территории дома отдыха в сопровождении Владика, который нес отвергнутый букет.
Их путь пролегал через бильярдную.
— В какие часы открыто? — спросил у маркера Каштанов.
— Открыто только для отдыхающих! — поставил маркер лодочника на место.
— Михалыч! — окликнул Каштанова молодой супермен, который развлекался сейчас на бильярде. — Посмотри, как я уложу пятнадцатого в угол!
Каштанов поглядел:
— Ошибаетесь, господин Ёжиков, — такой шар забить невозможно!
Ёжиков, парень лет двадцати пяти с массивной золотой цепью на шее, приехал на отдых капитально: привез с собой не только охранника, что является атрибутом любого нувориша, но и прихватил небольшой гарем, состоящий из трех профурсеток. Для занятий группенсексом он нанял в доме отдыха целый коттедж — два люкса с саунами, холодильниками, каминами, телевизорами и прочими удобствами. Эти коттеджи предназначались для особо знатных или чрезмерно богатых гостей. Ёжиков попадал под вторую категорию. Охранник — сверстник хозяина — всегда ходил за ним и таскал кейс, набитый сотенными. А чтобы с чемоданчиком чего-либо не стряслось, охранник прикрепил себя к кейсу наручниками. Ёжиков приехал сюда в открытом кабриолете «мерседес», лихо катал барышень, не соблюдая никаких правил уличного движения. Барышни кудахтали вокруг него, ублажали, льстили и интриговали друг против друга.
— Такой шар не идет, — повторил Антон Михайлович.
— Это у тебя не идет, Михалыч! — ухмыльнулся Ёжиков, прицелился и ловко положил шар в лузу.
— Чемпионский удар! — искренне восхитился доктор. Профурсетки восторженно защебетали, а одна из них умильно поднесла снайперу на подносе бокал с прозрачной жидкостью.
Когда Владик и Каштанов покидали бильярдную, оператор спросил:
— Вы играете на бильярде?
— Так, чуть-чуть, — сказал Каштанов.
Номер у Тобольской был одноместный, но с балконом и с видом на озеро.
Джекки лежала в постели и смотрела телевизор.
Вошли мужчины. Владик поставил розы в вазу с водой:
— Доктор букет не принял.
— Доктор у нас принципиальный, — разочарованно протянула Джекки. — Вы зачем пришли, Антон Михайлович?
— Но вы же сами меня звали посмотреть ногу!
— Тогда любуйтесь! — И Джекки высвободила ногу из-под одеяла.
— Какая восхитительная нога! — пришел в восторг Владик.
— Владик, уйди в тень! — устало приказала Джекки.
— Понял, — оператор направился к двери.
— И там, в тени, — на полном серьезе добавил Антон Михайлович, — я имею в виду поликлинику дома отдыха, постарайтесь раздобыть костыль, чтобы ваша хромая начальница смогла передвигаться.
— Понял. — И Владик исчез.
Каштанов осмотрел ногу, притронулся к ушибу.
Джекки поморщилась от боли.
Хирург удовлетворенно кивнул:
— Лучше, чем я ожидал. Хорошо, что мы приложили лед. Пару дней поболит, но, как говорят, до свадьбы заживет.
Джекки невесело усмехнулась:
— Замуж не собираюсь. Два раза обожглась, с меня достаточно.
— Значит, опыт имеется? — подковырнул врач.
— А у вас? — сделала выпад Джекки.
— Что у меня? — не понял Каштанов.
— Опыт! — разъяснила Тобольская.
— Опыта у меня навалом! — соврал Антон Михайлович.
Оба помолчали. Потом Каштанов почему-то сказал:
— А у меня первая жена умерла.
Каждый задумался о своем. Затем Джекки посмотрела на доктора с упреком: