Служебный роман

— Случайно, наверное. Я окончил лесотехническую академию в Москве, почитай, тридцать лет назад, и сразу попал сюда. Лесничим работал, диссертацию написал… А потом предложили эту работу…

— Женились, обзавелись детьми, внуками? — спрашивала Джекки.

— Да, осел тут навсегда…

— А теперь покидаете этот край. Почему?

— Как покидаю? — изумился директор заповедника.

— Я слышала, вы продали свой дом в Тихих Омутах.

— Кому? — продолжал удивляться симпатяга-директор.

— Хирургу Каштанову.

— Антону? С чего вы взяли? Тошка — мой самый-самый друг, мы, почитай, с семи лет в дружбе, с первого класса. Он у меня сейчас гостит. Зачем ему покупать мой дом? Он может жить здесь всегда, сколько хочет. Это, почитай, все равно что его дом.

— Значит, у меня неверные сведения, — согласилась Джекки, раскусив каштановское коварство. — А что бы вы хотели сказать телезрителям в этот праздничный день?

Антон Михайлович слышал интервью с Савельевым и понял, что разоблачен.

Джекки поднесла микрофон к лицу Савельева.

— Да плохо у нас дело, — сокрушенно заговорил Александр Борисович. — Они хотят уничтожить наш заповедник, трассу тут намерены проложить скоростную, почитай, из Москвы в Питер.

— Кто они? — полюбопытствовала интервьюерша.

— Правительство, — объяснил Савельев. — Эта трасса — у нее ширина со всякими службами, почитай, двадцать километров, сотрет она нас с лица земли…

— Но ведь люди станут быстро ездить, — вставила Джекки.

— Трасса может обогнуть заповедник. Да, это станет дороже, но ведь уцелеет красота. Здесь же водятся лисы, медведи, даже рысь тут обитает. Но у нас начальники ведут себя на Родине, как оккупанты… Вы снимите здешнюю природу, чтобы люди поняли, какое злодейство готовится…

В этот момент Савельев увидел в толпе своего друга.

— Антон! — закричал он. — Где ты шляешься?

Он выхватил из рук журналистки микрофон и попытался представить Каштанова публике:

— Дорогие телезрители! Наш праздник посетил мой самый дорогой друг, которым гордится вся страна!.. Это — знаменитый…

Антон Михайлович испуганно отступал — телевизионная реклама никак не входила в его планы.

— Саша, Саша, не надо! — говорил он умоляюще.

Подскочила Джекки, отобрала микрофон у Савельева.

А тот продолжал сжимать друга в объятиях.

— Господи, все никак побеседовать не можем… Да, завтра Павел приезжает…

На линии старта уже выстроились водные велосипеды, спортсмены ожидали выстрела стартового пистолета. Шумела толпа болельщиков…

— Сейчас мы все в ожидании старта новых гонок. Ассоциация водных велосипедистов, — вела репортаж Джекки, — хочет добиться включения этих состязаний в олимпийскую программу…

— Антон Михайлович! — прокричал подвыпивший ревнивец Владик. — Уйдите из кадра! Что вы ошиваетесь возле ведущей репортаж!

Каштанов, который уже приблизился к Джекки, послушно отступил на шаг.

Владик, слегка пошатываясь, кинулся на пристань к судье.

Антон Михайлович тотчас снова приблизился к Джекки.

— Я жду, — сказала Джекки, прикрыв микрофон рукой.

— Чего? — не понял Каштанов.

— Жду того, что вы обещали!

— Чего именно? — переспросил Каштанов.

Болельщики и просто зеваки проходили рядом, публика была веселой и оживленной. На Джекки и доктора никто не обращал внимания. Известно, что лучший способ уединиться — это затеряться в толпе.

— Как вы могли забыть? — укорила Джекки. — Вы же обещали признаться мне в любви! Признавайтесь!

— Здесь? Сейчас?

— Да! — потребовала Джекки, и Антон Михайлович сказал:

— Я тебя люблю, Женя!..

— Вот наконец дан старт! — совсем другим голосом сказала в микрофон Джекки. — Вперед вырывается велосипед под номером три, это спортсмены из Самары… — Джекки повернулась к Антону Михайловичу и своим обычным, нет, необычно теплым голосом призналась:

— Я вас тоже люблю!

— Пожалуйста, — попросил Каштанов, — говори мне ты!

— Я тебя тоже люблю, Антон Михайлович! — повторила Джекки.

Она забыла о гонках, о водной баталии, которая разворачивалась за спинами влюбленных.

— Знаешь, Женя, — заговорил Каштанов, — человек может пройти мимо всего. Может упустить удачу, деньги, успех, но он не имеет права пройти мимо любви! Это преступление против самого себя!..

— И против меня! — закончила его монолог Джекки.

Прибежал запыхавшийся Владик:

— У, ё-мое! Я же камеру не выключил!

Он нажал на кнопку, и красная лампочка на съемочном аппарате погасла.

— Значит, все, что сейчас происходило между нами, — с легкой улыбкой констатировала Джекки, — снято на пленку. Об этом будет знать вся студия. Ну и пусть себе знают!

— Еще один кадр для компромата! — злорадно потер руки оператор.

— Любовь не может быть компроматом! — И Джекки подумала, что еще несколько дней назад она подобных слов не произнесла бы…

Опустился вечер. Каштанов повел Джекки на дальний причал.

Праздник шумел, светился чуть вдали. Оттуда доносилась музыка оркестра и гул толпы. Парочки, обнявшись, сидели на пирсе, свесив ноги к воде.

Капитан катера, положив в карман гонорар, сказал со вздохом:

— Ох и подведете вы меня под монастырь! Летать вдвоем запрещено. Вы хоть плавать умеете?

— Еще как! — бодро сбрехнул Антон Михайлович.