Служебный роман

…Прошло еще несколько дней, в течение которых музей не подавал признаков жизни. Старики потеряли сон и покой, они не могли больше ждать. Они поняли, что пора отдавать Рембрандта народу.

Как и в прошлый раз, стартовой площадкой стал мужской туалет, расположенный в подвале Музея западной живописи. Воробьев и Мячиков облачились в синие халаты, раздвинули лестницу, распаковали картину и отправились в поход. Старики чувствовали себя паршиво: иди доказывай, что возвращаешь картину, а не крадешь!

Первый привал состоялся у щита с электрическими пробками. Воробьев отключил в музее свет, чтобы не работала сигнализация.

Второй привал состоялся при входе в рембрандтовский зал.

— Здравствуйте! — сказали смотрительнице лжемузейные работники. — Помогите нам повесить Рембрандта обратно!

Поход закончился у стенда с табличкой «Картина на реставрации».

В то время как Воробьев устанавливал лестницу, старушка снимала табличку. Вокруг собралась толпа. Она не расходилась до тех пор, пока шедевр не водрузили на место.

Смотрительница вгляделась и сказала с нескрываемым восторгом:

— После реставрации лучше стало!

На меценатов никто не обращал внимания. Они только что подарили стране произведение кисти Рембрандта, а им не сказали за это даже «спасибо»! Они выбрались из толпы и покинули зал номер двадцать восемь, избежав тюрьмы и не заслужив аплодисментов. А им так хотелось, чтобы внизу на раме прикрепили дощечку: «Дар музею от В. П. Воробьева и Н. С. Мячикова». Старикам было грустно-прегрустно. Им казалось, что они осиротели. Они сами не знали, что, оказывается, привыкли к Молодому человеку и полюбили его как сына…

— Не забудь ввернуть пробки! — со вздохом сказал Мячиков. — А то не ровен час — украдут нашего Рембрандта…

Когда неудачники шли по улице, удаляясь от музея все дальше и дальше, Воробьев обернулся и поглядел на величественное серое здание.

— Это преступление века не удалось, но мы совершим другое!

— Я не согласен! — воспротивился Николай Сергеевич. — Кончится тем, что мы соберем у меня дома картинную галерею…

Глава пятнадцатая

Вернув картину людям, Мячиков не чувствовал себя героем. Он снова превратился в затюканного следователя, которого вот-вот выставят за дверь прокуратуры. Он в который раз появился в приемной Федяева, надеясь уговорить начальство поручить ему какое-нибудь дело, и спросил у секретарши:

— Он один?

— Нет, — ответила секретарша, — у него посетитель. Говорят, Николай Сергеевич, вы на пенсию уходите?

— И не собираюсь! — по возможности бодро ответил Мячиков.

— В общем-то это неправильно, что пенсию выдают только в старости! — высказала неожиданную мысль секретарша. — По-настоящему пенсию надо выплачивать людям от восемнадцати и, скажем, до тридцати пяти лет. Это самый хороший возраст. В эти годы работать грех, надо заниматься личной жизнью. А потом можно и на работу ходить, все равно уже от жизни нет никакого толку!

— Очень интересная теория! — поддержал Мячиков. — Молодые гуляют, а старики вкалывают. В этом что-то есть…

Отворилась дверь, из кабинета вышли Федяев и Проскудин.

— Николай Сергеевич, вы ко мне? — Оттого, что Мячиков застукал его с Проскудиным, Федяев ощутил некоторую неловкость.

— Я позже зайду! — сухо сказал Николай Сергеевич.

А Юрий Евгеньевич приветливо осклабился во весь рот:

— Привет боевым ветеранам!

Николай Сергеевич неприязненно взглянул на врага и ничего не ответил.

— Я понимаю вашу антипатию ко мне. Но что поделаешь, жизнь! — И, покидая приемную вслед за Федяевым, Проскудин пошутил: — Вам время тлеть, а мне цвести!

Николай Сергеевич возмутился и стал торопливо подыскивать достойный ответ, и тоже в стихах. Но ничего, кроме общеизвестных истин: «Дуракам закон не писан!», «Гусь свинье не товарищ!», «Не в свои сани не садись!», в голову не лезло. Николай Сергеевич остановился на выражении: «Как вам не стыдно?» — и бережно понес эту отповедь, чтобы бросить ее в лицо грубияну.

Мячиков разыскал Проскудина в своей служебной комнате.

— Поскольку я привык работать в отдельном кабинете, то эту комнату мы поделим пополам… — разглагольствовал блатной. — Здесь два окна, так что архитектурно это возможно. В той половине будут вот эти два товарища, а эту займу я. — Федяев и двое коллег Мячикова слушали Проскудина с нескрываемым удивлением. — Маловата, конечно, площадь, но надо мириться с обстоятельствами. Тут, при входе, я поставлю вешалку. Стол, за которым сидел старик, придется сменить. Эта рухлядь мне не подходит…

То, что преемник буквально хоронит его при жизни, взорвало Николая Сергеевича, и он потерял самоконтроль.

— Гусь свинье не товарищ! — выпалил Николай Сергеевич, спутав приготовленную реплику. Все уставились на Мячикова, а он продолжал в гневе: — Не в свои сани не садись! Дуракам закон не писан! Как вам не стыдно?

Закончив монолог, бунтарь ушел, топая ногами.

— Бешеный старикан! — сказал вдогонку Проскудин.