Служебный роман

— Нет, Валя, — в голосе Мячикова появилась непреклонность, — я этого тебе не позволю. У тебя семья. Иди, я посижу один! — Голос Мячикова дрогнул. — Передай привет Ане. Пусть она на меня не сердится!

— Зачем ты приносишь себя в жертву? — в отчаянии вскричал Воробьев. — Все равно ее никто не оценит.

— Я это делаю не для других, а для себя.

Воробьев понял, что уломать друга ему не удастся, и медленно двинулся к выходу.

Мячиков грустно смотрел ему вслед.

После ухода друга Мячикова посетило видение.

В нашей истории у Николая Сергеевича Мячикова были один кошмар, один несбыточный сон, одна галлюцинация и наконец-то…

Видение Мячикова

Мячикову привиделось, что его судят.

Суд происходил в Музее западной живописи, в рембрандтовском зале. Мячиков поднял глаза и мысленно поздоровался с Молодым человеком, изображенным на портрете. Молодой человек ему ответил, тоже мысленно.

— Продолжаем заседание суда! — сказал судья.

В качестве свидетеля была вызвана смотрительница музея. Она пылала негодованием:

— Подсудимый все выдумывает! Украсть картину из нашего музея невозможно. К каждой картине подведена сигнализация, в залах дежурят опытные смотрители. А то, что якобы можно снять картину Рембрандта и унести… Понимаете, унести самого Рембрандта, чтобы это никто не заметил, — наглая клевета на наш музей.

Мячикову показалось, что Молодой человек усмехнулся.

«Наверное, — подумал Мячиков, — он вспомнил диван в моей комнате и слесаря, который смотрел хоккей».

А судья вызвал Федяева. Федор Федорович передвигался на костылях и был забинтован весь с головы до ног.

— Сама мысль о том, что следователь может украсть, кощунственна, — говорил Федяев. — Следователи не крадут, а наоборот…

Защитив честь мундира, прокурор обратился непосредственно к подсудимому:

— Дорогой Николай Сергеевич! Вы мастерски провели дело о грабеже инкассатора! Зачем вам уходить на пенсию, вы ведь хотите остаться с нами?

— Хочу, но недостоин! — ответил нарушитель закона, который был принципиальным человеком.

— Ты достоин, Коля! — закричал из зала Воробьев.

— Вы достойны, Николай Сергеевич! — закричала из зала Анна Павловна.

— А почему вы такой перевязанный? — неожиданно спросил Мячиков.

— Бандитские пули, — ответил Федяев, — изрешетили меня всего! Я весь в дырках! Граждане судьи! — обратился он к суду. — Обвинение настаивает, что подсудимый никаких уголовно наказуемых деяний не совершал!

— Нет, совершал! — крикнул подсудимый.

— Он не совершал! — кинулся к судейскому столу верзила. — Это я отнял мешок! А он меня кормил сосисками!

— Подсудимый — честный человек! — теперь перед судейским столом предстала Анна Павловна. — Он почти святой! Николай Сергеевич, — повернулась она к Мячикову, — простите меня, что я посмела подумать о вас скверно. Я прошу вас на мне жениться!

Николай Сергеевич встал и торжественно провозгласил:

— Я согласен!

Неожиданный перелом в ход событий внес Валентин Петрович:

— Все, что рассказывал подсудимый, — правда! Только делал это не он, а я! Я стащил картину Рембрандта, и я ограбил инкассатора!

После этого Воробьев сел на скамью подсудимых и грубо сказал Николаю Сергеевичу:

— Уходи отсюда! Ты здесь лишний! Тебе пора на собственную свадьбу!

— Караул! — воскликнул судья.

Но Мячиков не хотел уступать. Старики пыхтели, сталкивали друг друга со скамейки. Воробьев уже оттеснил противника к самому краю.

— Товарищ Воробьев! — вмешался судья. — Займите свое место в зале.

— А мной не надо командовать! — сердито сказал Воробьев. — Меня судить надо!

— Не его, а меня! — запротестовал Мячиков, цепляясь за барьер, чтобы не упасть на пол, так как Воробьев продолжал толкаться. — Дайте мне наконец последнее слово!

— Делайте что хотите! — устало сказал судья.

— Граждане судьи! — Мячиков встал, а Воробьев, вольготно рассевшись на скамье подсудимых, милостиво добавил:

— Ладно, говори от нашего общего имени!

— Граждане судьи! — повторил Мячиков. — Старость — не радость. Человек в душе все равно остается молодым. Только, кроме него, этого никто не замечает. И нельзя, несправедливо списывать человека потому, что он стар годами.

Мячиков опять поглядел на Молодого человека. И показалось Мячикову, что тот с ним согласен.

Тут видение кончилось, потому что к комнате, где отсиживался Мячиков, подошел милиционер Петя и спросил:

— Николай Сергеевич, уже поздно. Вы здесь ночевать будете или домой пойдете?

Мячиков вернулся к действительности. Он встал и оглядел камеру. Здесь было неуютно и тоскливо.

Мячиков думал о том, что все равно ему не добиться справедливости, что все равно его не осудят, а выпихнут на пенсию. Он грустно вздохнул, откинул дверной крючок и вышел из арестантской.

Когда Мячиков покинул прокуратуру и очутился на улице, то увидел, что Воробьев не ушел домой, а терпеливо ждет друга, устало привалившись к спинке садовой скамейки. Рядом с Воробьевым пригорюнилась Анна Павловна.

У Николая Сергеевича защемило сердце.

Воробьев ничего не сказал, лишь улыбнулся — застенчиво и нежно. А взгляд Анны Павловны светился в темноте, излучая любовь и раскаяние.