- Посмотрите в окно: Исаакий, садик, вся площадь… - я очень боялся, что она уйдет.
Она медленно подошла к окну, ступая осторожно, как будто ей жали туфли.
К нам постучали. Вошла девушка с вином, поставила на столик и ушла. Я налил вина и подошел к Вере.
- Не хочу; раньше хотела, а теперь не хочу.
Я поставил бокалы на подоконник, взял ее за руку. Вера отняла руку. Мы стояли совсем рядом; я смотрел в окно, но ничего не видел. И вдруг она осторожно положила свою руку на мою.
Все случилось само собой, неожиданно очень просто…
- Наверное, это очень нехорошо, - вдруг сказала Вера, - не видеться столько лет, не знать друг о друге и вдруг встретиться… Встретиться в такое время, в такое время, чтобы, может быть, никогда больше не встречаться!
Я не слушал, только смотрел на нее и видел, что она что-то говорит, и удивлялся тому, что мы вчера еще жили друг без друга, и это было как полет по неизвестному маршруту в тумане. Было просто счастьем на нее смотреть.
- Мы встречаемся, может быть, в последний раз, - повторила Вера.
- Ничего подобного! - возмутился я. - Мы будем с тобой счастливы, обязательно. Понимаешь, несмотря ни на что, счастливы.
Я взял с окна бокалы. И мы выпили за победу и за наше «послевойны».
- За наше «послевойны»! - медленно повторила Вера. - Это скоро?
- Это должно быть скоро, я всегда так думал. Мы все так думали, Верочка.
- Хочу верить, понимаешь? Очень хочу.
И вдруг завыла сирена. В номер постучали, и коридорная на бегу крикнула:
- Администрация предлагает спуститься в убежище.
- Мы не пойдем, Саша?
Я взял ее руки - маленькие, влажные, горячие.
- Как это глупо, - сказала Вера, - как это глупо! Если бы ты знал, как я тебя всегда любила, как я давно тебя любила! Саша!
Неподалеку стрелял зенитный автомат. Мы подошли, обнявшись, к окну.
В небе среди множества мохнатых черных разрывов на высоте четырех тысяч метров неслышно скользил разведчик.
- Удивительно, что это так красиво и так страшно, - сказала Вера.
Я оборвал ее, вероятно, слишком резко и сердито, сказав, что в этом нет и не может быть ничего красивого.
- Ну, скажи еще, что я говорю чепуху, скажи, пожалуйста, что я дура.
- Ты умная и хитрая, как лисичка, и я не хочу, чтобы ты так говорила. Знаешь, кто ты? Ты Верка-репейник! Помнишь?
- Ох, как я тогда замерзла на лодке, но я молчала, Саша. Я замерзла, но я не жаловалась.
- Вот и теперь не жалуйся, пожалуйста, ладно?
- Нет, теперь буду, теперь не могу.
Мы отошли от окна и сидели молча.
- Какой это ужас! Ну, зачем мы только теперь с тобой встретились, Саша? Почему не раньше, когда все могло быть так хорошо? И не потом, когда все кончится?
- Очень хорошо, что сейчас. Не нужно жалеть… И прекрасно, что так случилось!… Ты знаешь, о чем я думаю?
- Нет, этого я еще не умею, Саша.
- Кто-то сказал, что хорошо, когда у солдата жена и дети и ему есть о ком вспоминать.
- Ну, а теперь у тебя есть о ком вспоминать, Сашка? - Вера закинула руки за голову, вытянулась на диване и закрыла глаза.
- Для меня очень важно, что теперь еще ты у меня, и ты в Ленинграде, и я буду защищать тебя и город, пока жив.
- Видишь, а ты твердил: уезжай, уезжай. - Вера села на диване. - Нет, я ни за что не уеду, а если уеду, то только на фронт! Я хочу быть с тобой в одной части. Это можно?
- Нет, Вера, это нельзя… Да и ни к чему. Ты должна уехать обязательно. Так и мне и тебе лучше… И знаешь, о чем я еще думаю?
- Нет, Саша.
- Я думаю о том, что ты для меня земля, опора, и я буду к тебе возвращаться, как моряки после плавания. Понятно?
- Не очень. Это слишком поэтично для меня. Но ты говори, мне нравится то, что ты говоришь. Хорошо. Я буду тебе опорой, я постараюсь, Саша.
- Здесь поэзия ни при чем, и я не шучу, это совершенно серьезно. Ты для меня земля, потому что небо сейчас - это не звезды, облака и прочее, а поле боя. С неба я буду возвращаться к тебе на землю.
Мы еще долго сидели и говорили о том, как будем жить после войны. Война могла только помешать нам, но не властна была нас изменить.
- Я пойду учиться, - сказала Вера, - я хочу быть порядочным инженером: строить новые города назло тем, кто их разрушает. Мне это хочется именно теперь. Прекрасные удобные города. И в одном из них будет наш дом. Какие ты любишь улицы? Пусть на них растут липы, как в Москве на бульварах, и много цветов. И больше не будет войны, и по вечерам город должен весь светиться огнями, и у тебя не будет профессии, Сашка, потому что военным нечего станет делать, и я буду тебя кормить.
- Ерунда. А гражданская авиация? Куда тебя отвезти? Куда ты хочешь, Вера?
- Я хочу домой, - неожиданно сказала Вера упавшим голосом и стала объяснять, что ей необходимо домой, у нее дежурство по дому и что к подруге она теперь опоздала.
- Останься, - попросил я, - ведь послезавтра я уезжаю.
- Не могу, Саша, - сказала она, - ты же понимаешь!
Я понимал и отпустил ее.
- Я приду завтра, - сказала Вера.