Служители тайной веры

— Постой, не возражай... Я не верю в это, поскольку я верю в то, что просто повсюду есть люди добрые и люди злые, люди благородные и люди без чести. Не перебивай, я хочу сказать нечто важное для меня... Когда-то я рассказывал историю нашего рода и нашего герба. То ли оттого, что это в крови, то ли по какой другой причине, но я ненавижу войны и всякое кровопролитие... Я ненавижу тех, кто это затевает... Я сам, как ты знаешь, принадлежу к древней русской фамилии и говорю на русском языке, хоть исповедую латинскую веру. Литовское княжество — русская земля, и это моя родина. Я люблю ее и хочу, чтоб она была свободной и жила в мире. Многие у нас в Литве жалуются на короля Казимира, полагая, что он мало заботится о Литве и слишком много — о Польше. Такие люди смотрят на державные дела с низенькой колокольни своих церквушек и не видят страны дальше своего двора. Королевство Польское — это щит, который стоит между Европой и Литовским княжеством. Естественно, что король старается укрепить его. Вспомни крестоносцев! А ведь Европа все время тем или иным путем грозит нам. Здесь, на востоке, живете вы — московиты, славяне, наши братья... Мы напрягаем все силы, чтобы обороняться от посягательства Европы, и не ожидаем от вас удара в спину... Если бы между нами вспыхнула война, Вася, — это была бы война непростительная ни для вас, ни для нас... Бессмысленная, братоубийственная война, ты понимаешь это, Василий?!

— Но московиты не хотят войны с Литвой, Андрей... Почему ты говоришь мне все это?.. Ты что-то знаешь?

— Мне кажется, ты знаешь больше меня, Василий, — грустно сказал Андрей, — ты ведь не говоришь мне всей правды... Ты все рассказал, но не рассказал, зачем ты встречался наедине с князем Федором Вельским. Ведь не только для того, чтобы узнать, где Семен, встречался ты с ним, Вася; у тебя была и другая, тайная цель...

Такая горечь прозвучала в голосе Андрея, что Василию стало неловко, хотя он не чувствовал за собой вины...

Неужели Вельский проговорился о послании великого князя? Откуда Андрей может знать о нашем разговоре наедине?

— Андрей! Ты когда-то произнес очень хорошие слова. Я запомнил их на всю жизнь. Мы говорили о дружбе, и ты сказал, что только честь — выше. И еще ты добавил тогда, что настоящий друг никогда не допустит, чтобы чести друга грозила опасность. Я готов отдать жизнь, если этого потребует наша дружба, но сейчас, спрашивая меня о том, чего я тебе не рассказал, ты хочешь, чтобы я сделал больше... Я не могу тебе ничего сказать, кроме того, что ты ошибаешься, если думаешь, что я хоть одним словом или делом послужил тому, чтобы между нашими княжествами разразилась война.

Андрей с такой тоской посмотрел в глаза Василию, что сердце Медведева болезненно сжалось.

— Хорошо, Вася, будем говорить откровенно. Ты получил тайный приказ великого московского князя. Ты выполняешь его. Это дело твоей чести. Я выполняю тайный приказ короля. Это дело моей чести. Ты ведь помнишь, не правда ли, я говорил тебе, что состою офицером для особых поручений при маршалке дворном Иване Ходкевиче. А в его обязанность, среди прочих дел, входит следить за безопасностью королевской короны. Ты знаешь, возможно, тайная борьба двух княжеств, о которой мы оба знаем очень мало, свелась в эту минуту к нашему разговору здесь, на твоей земле, в твоем тереме. И именно мы с тобой решаем сейчас судьбу одного маленького эпизода в этой борьбе. Он, этот эпизод, быть может, ничтожен по сравнению с великими деяниями в истории наших княжеств, и, возможно, потомки даже не вспомнят о нем. Но для тех людей, которые к нему причастны, это вопрос жизни и смерти. Кто знает, сколько голов лягут на плаху, кто знает, сколько вдов и сирот прольют горькие слезы, сколько разоренных домов останется после того, как сейчас каждый из нас поступит согласно своему долгу. Я говорил тебе, что ненавижу войны, ибо они несут людям смерть... Но эта смерть еще не самая худшая... На войне человек гибнет воином, павшим в бою, — это почетная смерть. Но на плахе он беззащитен и безоружен. Его хладнокровно и деловито убивают на глазах тысяч людей, и он безмерно одинок в эту последнюю минуту... Еще больше, чем войны, я ненавижу казни. И хоть я понимаю, что есть преступления, которых нельзя прощать, вид палача приводят меня в ужас. Меня не покидает странное предчувствие, что в моей жизни случится что-то очень страшное, связанное с эшафотом...

Он замолчал и опустил голову.

Василий сидел не шевелясь. Все напряглось в нем, и мысли мелькали обрывками, как снежинки в буране степного вихря.