Служители тайной веры

— А как же! Там такой же караул, как и тут. Ты, князь, не тревожься! Мы свое дело вроде знаем. Уж на лодке-то до терему никто не доплывет. Мы видим речку и слева, и справа. — Он поскреб затылок. — Ты бы проверил, как там, в лесу, охраняют — им труднее.

Федор понял нехитрый намек и, улыбнувшись, встал.

— Ну ладно, ребята, не буду вам мешать. Как Сидор? Не обижает? Деньги вовремя платит?

Двое у костра испуганно переглядывались, не зная, что делать: продолжать ли жарить поросенка или бежать на берег — смотреть на реку.

— Занимайтесь своим делом, ребята, — добродушно сказал князь. — Двух человек на берегу достаточно. Что нового?

— А как же, князь! Благодарствуем! Все знают, что у тебя служить — бедности не знать! Потому не тревожься, мы твою службу несем исправно, как ты нам — так и мы тебе.

— Это хорошо. Когда вернемся домой в Белую — получите дополнительную награду.

Часовые низко поклонились князю, и он отправился обратно.

Неторопливо возвращаясь той же дорогой, он заметил, что за поворотом, где река стала шире, туман был гуще и даже середины реки, не то что другого берега, не видно было...

Да, люди служили ему хорошо и на совесть.

Князь Федор, в свою очередь, заботился о них. Ему нужны были верные и неподкупные слуги. Он выкупал кабальных холопов и, возвращая им свободу, делал своими вольными поселянами да еще платил большие деньги. Это вселяло в него надежду, что такие люди не изменят и не предадут, потому что нигде больше не найти им такого щедрого и заботливого хозяина. Правда, все это обходилось очень дорого. Отсюда — торговля землей на Угре и постоянные поиски денег, денег, денег...

Вельское княжество приносило мало доходов. Надо было постоянно отыскивать новые источники. Очень вовремя добыл Леваш деньги на бывших Семеновых землях.

Князь Федор уселся на свой любимый камень и погрузился в размышления.

Как быстро меняется человек...

Подумать только, еще месяц назад я долго размышлял, прежде чем отправить Леваша Копыто на Угру. Семен, конечно, разбойник и люди его бандиты, но было ясно, сколько народу погибнет при захвате земли. Правда, дело происходит где-то далеко, и не видишь всего своими глазами, да потом, в конце концов: война есть война, и в ней всегда гибнут люди... Но, сделав этот шаг, первый военный шаг в своей жизни, не привык ли я слишком быстро к тому, что такие шаги делать можно и нужно? Когда выяснились намерения Олельковича относительно Глинского, искренне хотелось спасти князя Льва. Это был такой яркий всплеск чувств, но ведь потом я в этом почти раскаялся...

А уж людей Олельковича и вовсе не жалко было. А вчера? Я так легко согласился с мыслью, что придется пытать этого Медведева, хотя он, как выяснилось, по-видимому, ни в чем не виноват... Что же будет со мной дальше?

Федор глядел перед собой в туман, и вдруг сквозь мысли ему померещилось, что в десяти шагах от него, прямо на тихой воде Ипути, туман как бы сгущается, превращаясь в какое-то темное пятно. Оно на глазах росло. Федор встряхнулся. Пятно исчезло. Тишина. Ни одного всплеска, ни одного звука.

Что бы это могло быть? Усталость? Недосыпание?..

Вдруг что-то звякнуло. Федор встрепенулся. Нет, это не там — это сзади. Он оглянулся.

По тропинке спускался Ольшанский.

Он выплывал из тумана, как рыцарь времен Грюнвальдской битвы, — весь в блестящих чешуйчатых доспехах. Он очень любил этот наряд, любил полное вооружение, и, глядя на него, можно было подумать, что вернулась эпоха больших Крестовых походов и вот один из рыцарей, который отправляется по меньшей мере в Палестину. На самом деле князь Ольшанский переезжал в таком наряде из Ошмян в Ольшаны, а расстояние между ними — десять верст. А уж что говорить, когда князь собирался сейчас проехать половину Великого Литовского княжества. И все же — он был красив и величествен.

Федор поднялся ему навстречу.

— Я уезжаю, Феденька, — грустно сказал Ольшанский.

— Счастливый путь! — обнял его Федор. — Ни о чем не тревожься. Скоро увидимся.

— Я бы не уехал, если бы ты оставался.

— Да, я еду не позже чем завтра утром.

— Федор, может, я останусь, а?

— Зачем?