Служу по России

Дав Солоницыну непростое задание, Андрей погрузился в другие проблемы будущего фильма. Дела и хлопоты занимали всех членов съёмочной группы. Так что главным собеседником мычащего и «разговаривающего» на пальцах Толи стал я. Более благодарного слушателя, чем он, трудно себе представить. Тактичный, внимательный, невероятно дотошный, он часами готов был ходить со мной по музеям, вникал в тонкости иконописи, сидел в библиотеках над научными трудами по истории Древней Руси. Очень он оказался мне близок – и чисто по-человечески, и как великолепный, тончайший актёр. Как-то, спустя годы после съёмок «Андрея Рублёва», подумал: что, если бы малоизвестный и совсем не пробивной актёр Анатолий Солоницын, прочитав в журнале сценарий, сам, без вызова и рекомендаций не отправился из своей провинции на Мосфильм? Не решился бы предложить себя на главную роль в фильме модного режиссёра? Подумал, да и отбросил я своё предположение как совершенно нереальное.

Иначе пришёл в этот фильм Коля Бурляев. Он уже был знаменит и почти взросл, когда мы познакомились в Суздале, куда я приехал в командировку. Однажды в рабочую комнату музея ко мне вошёл юноша, в котором легко узнавался подросший и уже знаменитый Иван из первого фильма Тарковского. Выяснилось, что Бурляев здесь на съёмках – в экранизации пушкинской «Метели» у него небольшая роль корнета. Прослышав о том, что я консультант на фильме Тарковского, Коля пришёл, решил порасспросить, что да как, а заодно и найти во мне и Вадиме Юсове союзников. Дело в том, что, прочитав сценарий, он загорелся ролью колокольного литейщика Бориски. Мечтал только о ней и был абсолютно равнодушен к образу Фомы, предложенному ему Андреем Арсеньевичем.

Помня по «Иванову детству» редкий, тонкий и нервный талант Бурляева, я мог представить себе этого юного актера Бориской. Но всё решает режиссёр, а на роль пробовались десятки претендентов. Правда, пока Тарковский ни в ком из них Бориску не видел, иначе сразу вцепился бы, уговорил, отстоял на коллегиях.

И вот стал я Андрею при каждом удобном случае, а то и без оного напоминать про Бурляева, лучше которого Бориску никто не сыграет. Тарковский слушал мои уговоры без энтузиазма, отмахивался и отшучивался: мол, Коля уже знаменитый, затёртый. Этакий Актер Актёрыч, а фильму нужно совсем иное. Я не сдавался, продолжал агитацию и даже предложил Андрею поспорить на ящик коньяка, что всё равно он к Коле вернётся. Андрей спор принял: «Давай на коньяк, но учти, ты проспоришь».

У Андрея Тарковского было очень хорошее качество: мог в какой-то момент отступить, признать свою неправоту. В общем, на Бориску утвердили Бурляева, и благодаря ему новелла «Колокол» стала одной из вершин фильма. В этой роли совсем ещё молодой актер выложился больше чем на сто процентов. Он не щадил себя, в работе был столь же самоотвержен и страстен, как его экранный герой.

Состоявшаяся на съёмках «Андрея Рублёва» встреча с историей, наши разговоры о прошлом и настоящем Отечества во многом определили дальнейшую жизнь Николая Бурляева. Последовательность и стойкость, с какими он сейчас борется против пошлости в искусстве, проводимый Бурляевым ежегодный фестиваль православного кино «Золотой витязь», задуманный им для телевидения цикл «Светочи православия» – всё начиналось на фильме Тарковского.

Многие годы продолжалось наше общение с Иваном Герасимовичем Лапиковым, в фильме Тарковского – иконописцем Кириллом. Уход великого русского актёра из жизни остался незамеченным. Так же незаслуженно забыт и практически находится ныне за обочиной кинопроцесса Юрий Назаров, гениально сыгравший двух князей. Почему забыты, не замечены? Наверное, и потому, что не захотели чествовать сначала Брежнева, потом Андропова; чуть позднее – неистово восхвалять разрушителя «империи зла», а заодно и Отечества, Горбачёва, чтобы в нужный момент перебежать под крыло его гонителя и погубителя Российского государства Ельцина. На подобное способен только тот, кто не носит Бога в душе. Примеров, увы, немало.

Был ли верующим автор картины? – хочет понять не заставший времён научного атеизма сегодняшний зритель «Андрея Рублёва». К вопросам веры, религии, церкви мы с Тарковским часто обращались во время обсуждений будущего фильма. Однозначный ответ: «верил», «не верил» в этом случае невозможен. Думаю, не ошибался прекрасный композитор Николай Каретников, написавший о пути Тарковского к Богу почти притчу.

«Два Андрея резко пересекли границу между светом и темнотой и вышли к горящему костру.

Один тянул за руку девицу и после того, как все перездоровались, быстро утащил её в траву. Дальнейшее сопровождалось игривым хихиканьем, которое оттуда доносилось.

Мы с Митей Шебалиным задолго до их прихода начали разговор о Господе. И мы его продолжили.

Другой Андрей встал перед костром, по-наполеоновски скрестил руки на груди и, молча глядя в огонь, с напряжённым вниманием слушал наши христолюбивые соображения.

Неожиданно он сказал:

– А по-моему, он был бандит с большой дороги, – и ничего более к сказанному не прибавил.

Это случилось в 62-м.