Служу по России

Потом, многие годы видя его работы, я не удивлялся тому, что лучше всего у него получались эпизоды, где действовало или побеждало зло. Мне казалось, что в эпизодах, где должно было утвердить добро, случались лишь декларации.

Так продолжалось до тех пор, пока к нему реально не приблизилась смерть. Последняя работа свидетельствует, что смерть заставила его сделать единственный возможный выбор – вверх. Он пришел к необходимости искупления.

Господь настиг его».

Сколь важен и непрост был выбор, подтверждает дневник самого Андрея. «Религия, философия, искусство – эти три столпа, на которых держится мир, – даны нам для того, чтобы символически материализовать идею Бесконечности». Эта запись сделана осенью 70-го, задолго до «Жертвоприношения».

Последний раз я видел Тарковского в середине семидесятых. Мы со Львом Николаевичем Гумилёвым бродили по арбатским переулкам. Андрей, как всегда, куда-то торопился. Задержался с нами ненадолго, чтобы поближе познакомиться с учёным, лекции которого посещал вместе со своими студентами с Высших режиссёрских курсов. Прощаясь, отозвал меня в сторону и сказал: «Завидую, Савелий, дружбе твоей с таким самобытным и чистым человеком. Счастливый! – и, как это было свойственно ему, резко перешёл на другую тему: – Ты читал что-нибудь Валентина Распутина? Нет? Обязательно прочти. Это классик. Но приготовься плакать».

Этот разговор вспомнился мне спустя полгода, когда в очередной командировке несколько дней не выходил я из гостиничного номера, окунувшись в незамутненные воды распутинской прозы. Как и обещал Тарковский, я с трудом сдерживал слёзы, сопереживая страданиям жителей русской глубинки.

Как жил бы Андрей Тарковский сегодня? Я часто спрашиваю себя об этом в нынешние годы крушения всех устоев нашего земного бытия. Первый ответ был получен мною от Владимира Максимова, близко дружившего с Тарковским в эмиграции. С Владимиром Емельяновичем я познакомился и сблизился в Париже, когда оказался там после двадцати лет «невыездов». Центральное телевидение показало несколько передач о наших встречах, приезжая в Москву, он часто заходил в мою мастерскую. Здесь собеседниками Максимова бывали Валентин Распутин, Василий Белов, Владимир Крупин, Валентин Курбатов.

На съемках «Андрея Рублева» с В. Юсовым и А. Солоницыным. Монах – С. Ямщиков

Очень резко отзывался Максимов о «подвигах» псевдодемократов, умело извлекавших личную выгоду из революционных событий тех дней. «Вместо того чтобы покаяться в тихом уголке церкви, где их никто не увидит, бывшие цэкушники, специалисты по бракоразводным процессам, торговцы цветами и упитанные мальчики из благополучных номенклатурных семей учат нас жить! Один такой «революционер» несколько лет назад напечатал в журнале «Коммунист» статейку-донос, после которой Льва Гумилёва отстранили от университетской деятельности. Другой, крупнейший функционер, следил многие годы за каждым шагом Солженицына, Александра Зиновьева и моим «Континентом». Теперь он лидер перестройки, а как ловко вместе с бывшим грузинским гэбэшником предал своего вождя Горбачёва! Хорошо, что мой друг Андрей Тарковский не видит этого. Он бы такой лжи и подлости не вынес».

Вот и я уверен, что Андрей не разделил бы истошных призывов представителей московской интеллигенции «задушить гадину» и «бить противников шандалами по головам» в те дни, когда на улицах Москвы под бесстрастными объективами телекамер сотни невинных людей оказались между беспощадными жерновами борющихся за власть кровожадных упырей. Не стал бы Тарковский принимать участие и в склочных разборках кинематографистов, решивших свести счеты со Львом Кулиджановым и Сергеем Бондарчуком. Он был рыцарем и отношения с людьми выяснял исключительно в честных поединках.

Не стал бы гениальный режиссёр получать сомнительные премии из рук подонков, обокравших Россию и отстёгивающих чаевые деятелям культуры, которые при этом не стесняются величать себя «духовной элитой нации». Скорее всего, он последовал бы благородному примеру генерала Рохлина и подлинного подвижника Солженицына, отказавшихся подставить грудь, на которую президент, обрёкший миллионы россиян на нищету и вымирание, пытался повесить так мало стоящие сегодня знаки отличия.

Тарковский не стал бы «отсвечивать» на церковных службах, демонстрируемых по телевидению. И скорей всего, не поддержал бы кампанию по возведению новых гигантских храмов. Ведь пока всё ещё не приведены в порядок церкви Покрова на Нерли, Спаса-Нередицы, Богоявления на Запсковье и другие жемчужины старой русской архитектуры.

Не принял бы Андрей участия и в печатных откровениях «образованцев», не устающих публично полоскать своё грязное бельё, а заодно и детали туалета прежних возлюбленных, живущих ныне с законными мужьями и растящих детей. Слишком чистым он был человеком и никогда не опустился бы до сведения счётов с прошлым. Именно этим так увлечены сейчас «уставшие гении», снявшие средние фильмы, не стесняющиеся плевать в колодец, откуда некогда черпали кристально чистую воду.