Как-то возвращаясь из своего имения в Москву, сел в купе вагона рядом с моим знакомым Виктором Алексеевичем Фомичевым, с которым начал разговаривать. Я заметил, что Фомичев был не в духе, чем-то раздражен и, нужно думать, был рад, что может со мной поделиться своими невзгодами. Он мне рассказал, что в Подольском уезде выстроил кирпичный завод, предполагая, что скоро пустит его в ход, но это [оказалось] не так-то легко устроить от безобразных порядков и взяток, царивших в земстве. Но наконец, как он думал, что со всеми поладил, набрал народ и завод должен [был] быть пущен в ход, оказалось, что это не так. Приехал земский доктор, нашел в жилье рабочих какие-то антигигиенические недочеты и не дал своего согласия на пуск завода. Фомичев жаловался: долго бился с доктором, доказывая ему всю неосновательность остановки завода, давая письменную гарантию, что все недочеты будут приведены в порядок в течение короткого времени, но доктор остался неумолим. Завтра придется ехать к нему на квартиру и дать взятку, иначе с ним ничего не поделаешь!
В купе напротив нас сидела дама со своей пятнадцатилетней дочкой, слушавшая внимательно весь рассказ Фомичева. При последних его словах дама взвизгнула и с криком обратилась к нему: «Вы говорите, что доктор желает у вас взять взятку? Земский доктор мой муж, я вас, милостивый государь, привлеку к ответственности! — И обратилась ко мне: «Вы будете свидетелем, что он назвал земского врача взяточником!»»
Фомичев не испугался угроз барыни, а еще с большей раздражительностью и горячностью поносил ее мужа. И начался крик, брань, продолжавшаяся вплоть до Москвы.
По приезде в Москву я постарался поскорее скрыться в толпе народа, чтобы не быть свидетелем на суде в этом деле.
Через несколько дней я опять встретил Фомичева в вагоне и спросил его: «Как завод?» — «Пущен», — отвечал он. «А с доктором поладили?» Фомичев засмеялся и махнул рукой, сказав: «Кончили миром!»
* * *
В деревне Чернево, недалеко от моего имения, имелась старая полуразвалившаяся школа, попечительницей школы была моя жена. От священника, преподавателя закона Божьего в школе, узнали, что земством ассигновано 5 тысяч рублей на постройку новой школы и строить ее приступят с весны этого года.
Зная, что священник [отец] Николай часто бывает в земской управе и в хороших отношениях с заведующим школами, я его попросил передать от моего имени члену управы, что я готов выстроить вместо деревянной школы каменную по их плану и чертежам, но с тем только, что после выстройки школы и приема ее земской комиссией мне будет внесено 5 тысяч рублей, ассигнованных на постройку деревянной. Я был глубоко уверен, что сейчас же последует согласие со стороны земства на мое заявление.
При следующей встрече с отцом Николаем я его спросил: «Вы сообщили мое заявление в земской управе?» — «Как же, передал, — ответил он, — но на это они не согласны!» — «Почему?» — воскликнул я, смотря на священника с удивлением. Отец Николай нагнул немного голову в сторону, лукаво улыбаясь своими косыми глазами, ответил: «Нужно думать, при вашей стройке к рукам их ничего не прилипнет!»
Школа была выстроена из осинового сырого дерева, была холодная, угарная, с ежегодным большим ремонтом.
Было бы очень кстати здесь рассказать про земских деятелей Кинешемского уезда, где находилась фабрика Товарищества Большой Кинешемской мануфактуры. Мне много приходилось слышать о всех непорядках, какие там делались, но, к сожалению, они у меня из памяти исчезли, а потому придется сказать кое-что из того, что припоминаю.
Благодаря большому количеству фабрик в Кинешемском уезде, [земство] было очень богатое, но деньги разбрасывались зря, как говорили, они расходились по рукам деятелей в земстве. Между тем налоги росли ежегодно и достигали больших размеров в каждом предприятии; указывали, что налоги с фабрик в кинешемском земстве были вдвое выше, чем во владимирском земстве. Заправилы земства не стеснялись проводить шоссейные дороги в свои имения, находящиеся в глухих, отдаленнейших частях уезда, а не устраивали шоссе [там], где была крайняя необходимость от большого движения; тоже была выстроена земская больница далеко от населенных мест, но зато близко к усадьбе одного из начальствующих лиц в земстве. У меня осталось впечатление от всех деятелей кинешемского земства, что они преследовали лишь свои личные интересы, мало заботясь об общественных.
* * *
Однажды в Париже, идя с женой по улице Rue de la Paix1
, мимо военного министерства, попали под проливной дождь. В это время непрерывной вереницей подъезжали роскошные лимузины к подъезду военного министерства, где, как потом узнали из газет, по какому-то случаю был устроен раут. Мы, несмотря на дождь, невольно остановились, чтобы полюбоваться на интересное зрелище.