Слышишь, Кричит сова !

Он бежал по косогору вприскок-вприпрыжку, и не надо бы торопиться, да поторопишься: вон как разбрелось по небу стадо Ярилино - тучи темные, грозы полные. Как собьет их воедино Ярило, да как пойдут метать стрелы огненные от стрелы увернешься, водяными бичами исхлещут.

Кабы что - у Черепаыа переждать можно было: тепло, печь жаром пышет, корчаги в огне клюквой спелой светятся, пляшут по углям пламышки, Яровидовы внуки, искрами золотыми перекидываются... Да недосуг - дед собрался брагу ставить на Купалу, велел мигом к Черепану сбегать - не ссудит ли корчажник посудину. Ждет дед, бежать надо. Черепан ссудить обещался, да не раньше той седмицы - готовой корчаги нету, а чтоб излепить, высушить, в печи прокалить- никак не меньше пяти ден надобно.

- Коренек, а, коренек! - из-за плетня ухмылялся Косыря.- Подь-ка сюда!

Мальчик поежился. "Косыря на дороге, жди недобра",- как-то в сердцах отплюнулась бабка Непрядва.

- Подь, подь! Скажу чего-то.- Косыря поманил корявым пальцем.

Нельзя не идти, коль зовут. Мальчик шагнул к плетню, поклонился: Буди здрав, Косыря...

- Ишь - коренек, коренек, ан сосенкой вверх тянешься,- похвалил Косыря, цепко оглядывая, как пальцем щупая, и вдруг пригорюнился: - Ой, худо жить без отцюшки-матюшки. Ох, коченеги, нету на них погибели...

Косыря жалел-всплакивал: "Ох ты горюшко, нету бати-мати", вспоминая злорадно, как вязали их, как вели, как разошлась вода кругами... "Ведает ли? - грызла мысль,- аль не ведает?" Мальчик стоял, сжавшись. Косырино жаленье бередило-царапало.

- Помнишь ли батю с матей? - пытал Косыря, вглядывался - ведает или не ведает?

Мальчик молчал, едва сдерживаясь, только мотнул головою.

"Не ведает,- успокоение подумал Косыря, но тут же злая тревога подступила с другого боку: - Сейчас не ведает, а как подрастет? Вон как машет. А как в отца вы- - махает, да посчитаться замыслит?" - Ох, коченеги, коченеги, нечисть залесная, бродь худая,- загрозился Косыря,- будет ужо время, спалим Лес поганый, прибежище окаянное!

- Нельзя лес палить,- вдруг сказал мальчик.

Косыря глаза вытаращил, переспросил: - Ась?

- Нельзя лес палить,- повторил мальчик.- Он живой. Разве живое палить можно?

- Нельзя, детушко, нельзя,- забормотал Косыря,как же живое палить можно?

"Еще как можно! - злорадуясь, догадку нюхом чувствуя, веселел Косыря,погоди, узнаешь, когда сам запляшешь на поленнице, на березовой!" А мальчик, обрадовавшись Косыриным словам, подумал: "зря говорят, хороший он, Косыря", сказал: - Птицы в лесу живут, зверки разные...

- И то, и то,- закивал Косыря,- ты в лес-то ходи, Я б и сам ходил, да на одной ноге не ускачешь далече,пожаловался, пригорюнился,- а ты ходи, ходи...

- Я и хожу,- сказал мальчик.- Раньше боялся, когда по грибачки посылали. А теперь не боюсь. Лес - он добрый.

- Добрый, добрый,- кивал Косыря,- пташки поют, ушастики скачут, видел небось?

- Видел,- подтвердил мальчик,- и веверицу-белку, орешки шелкает, видел.

- И лешего,- тихонько подсказал Косыря.

- И лешего,- кивнул мальчик, не заметив жадного блеска в Косыриных глазах.- Лес - он большой. И сам живой. И всему живому дом Как жь его палить?

- Нельзя палить, нельзя,- хрипнул Косыря, внутри у него плясало-пело: проговорился-таки, "едуново семя, за ушко тебя да на солнушко, да на костерок аль в омут погибельный!

Мальчик вздохнул глубоко, наброска чуть разошлась, но и того было довольно Косыре, чтоб углядеть, накатившей злобой опалясь, поясок под наброской, поясок шитыйвышиваный, Марьииы Белки рукоделие. И промолчать бы, да нет удержу, и запел, залестил Косыря: - Аи, чего в лесу не найдешь-то! Поясок-то, поясок из лесу ведь принес?

- Из лесу,- сказал мальчик и, вдруг вспомнив наказ волка - никому не говорить о тем, что видел, добавил неловко: - может, кто обронил, я подобрал...

- Вот оно, где добро-то лежит! - запел, запрыгал на одной ноге Косыря, радость нежданная веселила-тешила: "ври не ври, ведуиово семя, схватился поздно, не уйдешь, не убредешь, за кусток не схоронишься!" - Поясок-то не потеряй заветный! - крутнулся на одной ноге Косыря,- не потеряй, сгодится!

Мальчик молча смотрел, как приплясывает Косыря, на плетень наваливается, поглядывает искоса из-под клочковатых бровей, а брови то вверх лезут, то сползают, елозят, как живые, и холодком из-под них, холодком. Тревога неясная подступила, легко за плечо тронула, зашептала тихонько: "уходи, уходи, бабка не зря говорила - Косыря на дороге, не жди добра..." - Я пойду,- несмело сказал мальчик,- дед хватится, ругать будет...

- Иди, иди, коренек, сиротинушка,- запел-заплясал Косыря,- да и я попрыгаю. Ох, до хоромины-то неблизко, вона где.

- Здрав буди, Косыря,- сказал мальчик и зашагал степенно вниз по косогору, хоть и хотелось со всех ног пуститься.

- В лес пойдешь, Марьице поклон! - крикнул вслед Косыря, и дух затаил, жарким потом прошибло: "ухватит ли крючок, ведуново семя, такой вот крючок, без наживки?" Мальчик, не оборачиваясь, откликнулся: - Ладно!