Читаем См. статью «Любовь» полностью

Казик со всей силой ощутил радость жизни ровно в четыре двадцать пять утра, будучи двадцатидвухлетним юношей. Это произошло в тот момент, когда они с Фридом отправились к Отто, чтобы сообщить ему нечто такое, о чем тот еще не догадывался, а именно, что Казику предстоит пройти весь свой жизненный путь за одни земные сутки. По мере продвижения со всех концов зоосада к ним подтягивались один за другим мастера искусств (см. статью деятели искусств), как живые, так и усопшие — те, что никогда не сводят с тебя глаз. По правилам военного времени сад был погружен во тьму, но светил месяц, и Казик мог различить предрассветные сумеречные тени, выступающие из своих укрытий и бесшумно склоняющиеся над ним, словно колеблемые ветром ветви деревьев. Он видел таинственные тропинки, уводящие во мрак и в неизвестность будущего. Буйно разросшиеся без надзора сорные травы сверкали крупными каплями росы и испускали дивные запахи дикости и свежести, огромное ночное небо, усыпанное мириадами томно вздыхающих и сонно моргающих звезд, нежно поглаживало личико юноши своими прохладными вуалями. И, несмотря на то что откуда-то издалека все время доносились резкие металлические звуки мегафонов и репродукторов, а порой и треск автоматных очередей и горизонт застилало багровое, лениво ворочающееся пламя пожарищ (горело подожженное немцами еврейское гетто), Казик был счастлив — он не понимал ничего из происходящего и не желал понимать. Не смущало его и выражение тоски и отчаяния на лицах сопровождавших его людей. В эти мгновения он вдруг ощутил, как его сердце расширяется в груди — до такой степени, что уже не может вместиться в ней, — и все тело становится невесомым, налитым чудесной шипучей энергией: крошечные сочные пузырьки во множестве вырывались из него и мгновенно взрывались звонкими хлопушками восторга. Он начал: 1) по-щенячьи кататься и кувыркаться по мокрой траве; 2) скакать на одной ноге и болтать руками в воздухе; 3) кричать во всю мощь своих легких, во весь свой тонюсенький голосок. Он был опьянен переполнявшим его блаженством, поскольку: а) ко всем чертям, ведь он тут, вот он! б) он жив, как только может быть живой! в) отныне и до скончания веков он пребудет здесь — бессмертный властелин, император этого мгновения, божественный творец ударов собственного сердца, автор этой травы, этих деревьев и ночного небосвода над головой! Да! Он жив! Он живет! Нет всему этому более глубокого объяснения или более простого! И к черту все звуки тоски и печали, шаркающие и хлюпающие там позади. К черту все, что мы знаем об этой поганой жизни и ее неизбежном конце, о предстоящем скором расставании с… (см. статью смерть Казика). Поначалу при виде этой неуемной радости воспитанника Фрида охватил ужас — до чего же огромно и бескрайне великое время, в котором каждый из нас — только жалкая ничтожная запятушка, легкая пауза, мгновенная задержка нескончаемого мрачного течения. Шестьдесят лет назад Фрид не присутствовал во времени и в ближайшем будущем снова будет исторгнут из него, исторгнут навеки. Он и весь его мир, все то, что он любил и считал важным, исчезнет, сотрется, словно и не бывало… Он взглянул на мастеров искусств, уныло бредущих за ним следом, и подумал, что то же самое случится и с ними, да, случится со всеми — наше пребывание в этом мире столь же кратко и призрачно, как след, оставляемый ногой в жидкой грязи, которая тотчас затягивается над ним. В этом не было ничего нового, и все-таки он был потрясен, поскольку воочию представил себе, как все они, все без исключения, будут вышвырнуты из времени, чужие, лишние и пропащие, лишенные всякой надежды. И вдруг неожиданно, вопреки всякой логике, невозмутимый и уравновешенный Фрид был охвачен тем же самым заразительным, пугающим, лихорадочным приступом радости, раскинул в стороны свои огромные ручищи и уже готов был восторженно по-щенячьи завизжать, но все-таки подавил рвущийся из груди вопль. Зато почувствовал, как тысячи крошечных душистых цветков розмарина распускаются на его теле и умащают сладким нектаром его кожу.


— воспитание, действие, направленное на формирование личности юного человеческого существа, внедрение в его сознание определенного мировоззрения, обучение навыкам поведения и жизненным правилам. Перевоспитание — активное давление на человека с целью изменить его уже сложившиеся привычки, представления или весь склад личности.


Перейти на страницу:

Все книги серии Проза еврейской жизни

Похожие книги