Смайлик на асфальте

— Провенанс — это базовое понятие арт-банкинга, — важно начал Познанский, но, взглянув на наливающиеся кровью глаза Брагина, спохватился и перешел на понятный язык. — Если проще, то это установленное и задокументированное происхождение и история владения картиной. Кристально чистый и прозрачный провенанс может значительно увеличить стоимость произведения искусства, так как служит доказательством подлинности предмета. Особенно это справедливо для западного антикварного рынка, в России пока решающую роль играет экспертное заключение. Но в последние годы у нас провенансом интересуется все большее количество коллекционеров. И это правильно: все, что касается денег, чрезвычайно деликатно, поэтому у инвестиционных инструментов должна быть безупречная репутация, это снижает риски. Чтобы стало понятнее, приведу один пример. В две тысячи семнадцатом году в Музее изящных искусств Генте открылась выставка под названием «Русский модернизм». Тогда в постоянную экспозицию музея были включены двадцать шесть работ российского коллекционера Игоря Топоровского…

— Про Топоровского безумно интересно, но нельзя ли про Верещагина? — перебил искусствоведа Брагин.

— Пожалуйста, — немного обиженно протянул Познанский. — Если коротко, то дело с Верещагиным обстояло так. Де Вержи связался со мной, имея на руках все возможные анализы и заключения — искусствоведческие, химико-технологические, цифровые, графологические. Все положительные. Но что касалось истории владения, тут было далеко не так однозначно. Последний широко известный факт — продажа полотна на аукционе в Нью-Йорке в тысяча восемьсот девяносто первом году. Были сведения, что покупатель — высокопоставленный англичанин, который купил картину для того, чтобы уничтожить.

— Глупость какая! — фыркнул Дальбан.

Познанский посмотрел на него поверх очков, и глубокомысленно покачал головой.

— Не скажите. Всего лишь забота о чувствах сограждан. Вот представьте: заходите вы в музей, где висит картина, на которой Франция изображена неподобающим образом, какие чувства вы испытаете?

— Ф-ф! — Дальбан фыркнул во второй раз. — Следуя вашей логике нам давно нужно было разрушить Бастилию, а она до сих пор стоит.

Искусствовед схватился за стакан с виски и всем корпусом развернулся к французу. В его глазах под очками загорелись огоньки заядлого спорщика. Дискуссия грозила затянуться надолго.

— Так что с Верещагиным? — Брагин вернул беседу в первоначальное русло.

— А что с Верещагиным? С Верещагиным все просто, — эксперт поскучнел на глазах. — Провенанс, которым обладал де Вержи, на первый взгляд был составлен безупречно и мог произвести впечатление на неподготовленного человека, но он был на сто процентов ложным. Два документа были подделаны — выписки из каталога частной выставки и запасников одного, мало кому известного музея Великобритании. Де Вержи оставалось найти, кто сфабриковал эти документы. Хотя, я думаю, он и так это знал.

— Он был зол? — спросил Дальбан.

— Еще бы! Мрачен как туча.

— Не говорил, что собирается делать дальше?

— Нет. Но судя по его виду, кому-то должно было сильно не поздоровиться.

— У вас есть предположение, кто бы это мог быть? Хотя бы чисто теоретическое.

— Явно не уборщица. Ищите среди искусствоведов или руководства галереи.

Познанский допил виски и вышел в лобби. Постоял, в задумчивости глядя на двери лифта, затем все-таки нажал на кнопку. Наверное, «бандиты и грабители» «Бельвью» действительно очень вкусно готовили.

— Что теперь? — спросил Дальбан, когда спина эксперта исчезла за закрывшимися дверьми лифта.

Брагин поднял палец, призывая француза подождать — он разговаривал по телефону.

— Только что говорил с Кравчено — следователем, который занимается делом погибших Ирины Ефимовой и Валентины Федорчук. К сожалению, ничего обнадеживающего. Он просил выделить людей для наблюдения за мачехой Кисёлева — мы думаем, она станет следующей жертвой — но ему отказали. Покрутили пальцем у виска и выставили из кабинета — это его слова. Сейчас он сам сидит в машине возле дома женщины, часа в два ночи я его сменю — парню завтра еще целый день работать, пусть хоть немного поспит — а вот если вы смените меня утром, я буду вам благодарен.

— Конечно, сколько потребуется.

— Отлично.

Они попрощались, договорившись встретиться утром.

Домой Брагин вернулся около десяти вечера. Сварил кофе, сделал бутерброд из остатков домашней буженины, но есть не стал, не хотелось. Это был верный признак усталости, а ведь еще предстояло провести несколько бессонных часов в машине. Наскоро пролистал дневник заместителя начальника сыскной полиции Петрограда, который выпросил у Дальбана — была идея показать записки специалистам — и отложил в сторону. Для чтения время найдется потом, когда закончится расследование.

Брагин сварил еще одну чашку кофе, прибрал на кухне — любил, когда в доме порядок — и с чашкой в руках направился в комнату. Старенький компьютер отозвался ровным гудением на движение его руки.