В последних отправным пунктом в языковом канале связи выступает некая целостная структура (предложение, словосочетание, слово и т.п.), сформулированная говорящим на «языке мыслей» и затем в соответствии с жестким набором ограниченных и упорядоченных правил трансформированная в вербальную форму; воспринимая последнюю и декодируя ее (т.е. переводя — опять-таки в соответствии с определенными правилами — на «язык мыслей»), слушающий понимает смысл сообщаемого.
Будучи «грамматикой говорящего», «Восьмикнижие», по сути, представляет собой свод из почти 4000 лингвистических правил-сутр (
главы оперируют словообразовательными —в современном понимании— правилами и правилами изменения и взаимоприспособления корней и аффиксов в сочетаемостных контекстах (нередко уникальных).
Оказавшись перед необходимостью грамматически характеризовать язык, все еще являвшийся активным орудием коммуникации для представителей, по крайней мере, трех высших сословий, средствами самого же языка, Панини сумел создать и разработать специальный язык описания, предполагавший не только включение в него новых терминов и концептов, но и использование особого — «именного» — стиля построения предложений и сложных слов, метаязыкбвое употребление некоторых частиц и падежных форм имен и уникальную систему звуковых маркеров и аббревиатур. Это позволило сделать правила-сутры «Восьмикнижия» максимально лаконичными по форме (от нескольких слогов до нескольких десятков слогов) и весьма емкими по содержанию, что, несомненно, облегчало процесс их запоминания и воспроизведения слушателями-учениками, но одновременно делало очень трудной задачу преподавателей-грамматистов, тем более что сам Панини не оставил потомкам никакого автокомментария на собственное сочинение.