Смейся, паяц!

Он из Вильнюса. Здесь, в Израиле, у него два преуспевающих брата («Им не до меня»), где-то в Америке – мать («Может, ещё жива»). Когда мы познакомились, ему было семьдесят два года. Он интеллигентен, чувствуется хорошее воспитание. Неразговорчив. Сперва мы только здоровались – лишь через какое-то время удалось его разговорить.

– Вы получаете пенсию или пособие?

– Нет.

– Почему? Ведь вам положено?

– Я не знаю, куда идти.

– А как же вы живёте?

– Прошу милостыню, на «Дизенгоф», с восьми до двенадцати – мне хватает.

– А как питаетесь?

– А что, в продмаге уже нет продуктов? (Продмаг – это ещё из той жизни).

Однажды мы его увидели в «Дизингоф-Центре» – он сидел за столиком и не спеша, смакуя, «после работы», выпивал чашечку кофе.

– А где умываетесь? Стираете одежду? – спросила Майя.

– На бульваре есть туалеты с кранами. Там умываюсь, там и стираю рубашку, майку.

– А сушите где?

– На себе. Вот, только что надел чистую.

Я присмотрелся – рубашка на нём была влажной.

– А зимой как?

– Зимой хуже, – спокойно констатировал он.

– Могу я вам дать одеяло, чтобы подстелить на пол? – предложила Майя.

– Зачем? Я привык к своей подстилке. И потом – будет тяжело носить. Я ведь всё своё ношу с собой.

– Можно вас пригласить с нами поужинать? – спросил я.

– Нет, спасибо.

– Почему?

– Вы же меня будете принимать не как гостя, а так… из жалости.

– А если мы вам предложим немного денег?

– Я не возьму.

– Почему? Ведь вы же принимаете милостыню?

– Сегодня суббота – я выходной.

Какой типаж, какой характер, а?! Если бы мне о нём рассказали, я бы не поверил: в наше время, в столице цивилизованного государства, среди миллионов соплеменников, живёт одинокий отшельник в своей пещере-подъезде!.. Что с ним произошло? Когда он споткнулся и сломался? Сердечная драма, или душевная леность, или демонстративный вызов обществу?.. А, может, просто инфантильность, порождённая советским социализмом, вечное «Дай!», оставшееся без ответа?.. Тогда какое это страшное предостережение всем нам, заражённым этим же вирусом!..

СЛОВО РЕДАКТОРА

: «ОТЦЫ И ДЕТИ»

Я – грустный человек, тоскующий о тишине, любящий уединение. А всю жизнь играю роль весёлого вожака и неунывающего заводилы. И так вжился в эту роль, что уже сам себя таким считаю. Да и профессия моя, связанная с юмором, приводит ко мне в основном тех, кто пытается шутить, острить, каламбурить. Но всё чаще натянутые улыбки на лицах моих собеседников сменяются плачущими гримасами и, вместо очередных анекдотов, звучат печальные истории о предательстве, покинутости и одиночестве. В основном, это люди в возрасте, старые люди, поэтому их исповеди особенно трагичны.

Увы, старость – это возраст потерь. К старости мы теряем друзей, подруг, однокашников. Одни уходят физически, другие – душевно. А новых уже не приобрести, потому что к старости мы усталы и бескомпромиссны.

Усталость порождает отсутствие времени для общения: не хочется никуда идти да и нет сил кого-то принимать. А если всё же удаётся пообщаться, вступает бескомпромиссность – разрушительная сила всех добрых отношений: учим, даём советы, раздражаемся, если кто-то ведёт себя не так, как мы…

Потом уходят дети – это особенно тяжело. Пуповина душевных связей кровоточит от разрыва, не заживая. Мы протестуем, возмущаемся, устраиваем разборки… И тогда они не уходят, а убегают. «Как они могут? За что? Проклятая эмиграция!»… Но эмиграция здесь не при чём: она никого не изменила, она только ускорила процесс.

Как удержать, как сохранить мир детства, необходимость маминого напутствия и папиного плеча?..