Смейся, паяц!

Эпиграммы очень понравились и артистам, и зрителям – после каждой был шквал аплодисментов. Этот концерт, как и предыдущие, прошёл великолепно. Но я видел, что в Успенском зреет какое-то недовольство, он был холодным, колючим и, наконец, взорвался, стал вдруг требовать дополнительные деньги помимо обусловленных в договоре. Как выяснилось, полные залы навели его на мысль, что мы безмерно зарабатываем, скрываем «сверхприбыль», обманываем его и недодаём. Это было дико, нелепо, оскорбительно, это уже был не мой многолетний друг, близкий и дорогой мне Эдик, это был чужой человек, подозрительный и озлоблённый.

– Он тебя подозревает в обмане? Тебя?! – совершенно потрясённая, произнесла Майя. – Этого не может быть! Эдик – тебя?.. Шурик, ведь это же ужасно, Бог ему этого не простит!

Она просто заболела и долго не могла прийти в себя.

А Эдик не унимался: каждый день устраивал скандалы нашему импресарио Виктору и его помощнику Эмилю. Наконец, я не выдержал, вошёл к нему в номер и потребовал, чтобы он меня выслушал.

– Я не обязан перед тобой отчитываться, но, подводя итог нашим отношениям, я это сделаю.

И рассказал, сколько сил ушло на организацию этих гастролей, сколько денег мы потратили на рекламу, на аренду залов, на съём гостиниц, на покупку авиабилетов… Сколько нам стоила видеоаппаратура, которую мы арендовали для съёмок программы, и прожекторы, и звуковая аппаратура. Сколько администраторов занималось организацией гастролей, не получая зарплаты, поверив, что с ними рассчитаются после. А армия распространителей билетов, которая должна получить свои 10 % от проданного!.. А сотни телефонных переговоров, оплаченных из собственных карманов?.. А бесконечные поездки на собственных машинах, на бензине, купленном на свои деньги?.. И всё это – более пяти месяцев!..

– Пойми: ваши выступления для нас – это не заработок, это списывание долга, который превысил триста пятьдесят тысяч шекелей. После каждого концерта мы с радостным облегчением вздыхаем: «Ещё двадцать тысяч долой!.. Ещё двадцать пять!.. Ещё тридцать!»… И теперь я открою тебе один секрет: переполненные залы не означают, что все билеты куплены – десять-пятнадцать процентов непроданных мест, мы заполняем приглашёнными зрителями, чтобы не огорчать вас пустующими местами. И запомни: больше у тебя таких гастролей никогда в жизни не будет, потому что больше не найдётся идиота, согласившегося полгода своей жизни положить на алтарь дружбы, которой, оказывается, и не было!

Последний концерт состоялся в Тель-Авиве. По его окончании, я зашёл к Эдику в гримёрную и сказал:

– Я подарил всем артистам по серебряному фужеру на память об Израиле. Тебе я дарю серебряную скульптурку «Танцующий еврей». Поставь её у себя на письменном столе на память обо мне – больше мы не увидимся. Прощальный банкет я отменил, он был бы безрадостным. Провожать вас не поеду – проводят администраторы. Спасибо за наше прошлое… Удачи тебе!

Очевидно, в его душе что-то сработало: утром он позвонил мне из аэропорта.

– Саша, я разобрался и понял, что ты не при чём – меня обманывали твои импресарио, ты этого не знал, они и тебя обманывают!

– Даже если так, меня это меньше волнует, чем то, что ты мог заподозрить меня в нечестности.

– Пойми, мне о тебе здесь столько наговорили, что…

Тут я прервал его:

– Если б ты знал, сколько мне порассказали о тебе, и там, и здесь, и всюду – если б я хоть наполовину поверил этому, я бы тебя в дом не пускал!

Так мы расстались.

У меня ещё долго ныла душа, я всегда болезненно переношу разочарование в близких людях, которым верил и которых любил. Я понимал, что кто-то, зная внушаемость Успенского, накапал ему эту отраву в уши. А он, если в чём-то убедили, уже не раздумывая, как бык на красное, бросается на любого, и на врага, и на друга.

Спустя два года я гостил у Маши в Москве. Однажды раздался звонок – звонил Успенский.

– Саша, я только сейчас узнал, что Майи нет. Как это случилось?

– Прости, Эдик, я ещё не могу об этом спокойно говорить.

– Понимаю. – Он помолчал, потом произнёс негромко. – Саша, пусть Майина смерть помирит нас.

– Эдик, я очень рад услышать от тебя это. Но я ещё не готов. Может быть, спустя время…

Когда через полгода я опять прилетел к Маше, она сообщила мне, что Эдик собрал весь мой архив, который хранился в подвале его загородного дома, и привёз его в Москву, о чём я его когда-то просил.

Я позвонил по оставленному телефону, Эдик был в отъезде, но его секретарь Анатолий пригласил меня приехать и забрать все папки. При этом сообщил, что шеф уже дважды звонил и беспокоился, получил ли я свои рукописи…

Может быть, нам ещё суждено вернуть друг друга в этой жизни?.. Не знаю. Может быть. Может быть…