Смеющаяся Тьма. Книга 3

В-третьих, между гостями Профессора постоянно происходили спонтанные поединки и показательные бои. В первом случае, какая бы причина не лежала в основе дуэли, победитель традиционно спрашивал побежденного противника:

— Желание или смерть?

На это побежденный, как правило, отвечал: «Желание!» и выполнял любое желание победителя, что бы тот ни захотел. Но некоторые маги (самые молодые и, наоборот, самые зрелые) корчили ехидную рожу и, заявляя: «Смерть! Но сначала попробуй догони!», и бросались наутек. Победителю не оставалось ничего, как выругаться и немедленно отправиться в погоню. Я участвовал в таких поединках. Было весело. А еще это помогало понять, что магия не являет собой профессию или ремесло. Это искусство, к которому нужно иметь определенный и не так уж часто встречающийся среди людей талант.

По вечерам, утомленные дневными свершениями, величайшие из великих темных проводили мастер-классы для подрастающей смены. Происходило это в лучшем случае за столом, уставленным редчайшим вином и не уступающими ему закусками, но иногда и в иной обстановке. Под столом, например.

Из замка Профессора я выбрался на четвертый или пятый день. Мне, конечно, было жаль пропускать какие-то события Фестиваля, но и посмотреть на новый мир мне хотелось, да и Найт заскучал на псарне Профессора. Так что я, предупредив зовом Хельгу, забрал его и отравился исследовать окрестности.

Мир за стенами замка был очень похож на тот, который я знал с детства. Миновав небольшую долину, раскинувшуюся под холмом, на котором возвышался замок, я попал в обычную деревню, лежащую между холмами. Пасторальные пейзажи с деревенскими домиками, старые телеги у ворот, заросшие мхом бревенчатые борта колодцев, тощие и веселые собаки, мельницы с осиными крыльями, бабушки с избалованными, неповоротливыми гусями, мальчишки, коричневые от загара… Все, как дома. На окраине деревни был выкопан квадратный пруд, издалека его поверхность казалась выкрашенной зеленой краской. Подойдя поближе, я разглядел мелкие трехлистные водоросли. Они покрывали весь пруд, не оставляя ни одного просвета в глади воды. Только кое-где темнели глянцевые листья кувшинок, но цветов видно не было. Серые дощатые мостки, заваливаясь на бок, уходили в воду. Накренившись над прудом, рос раскидистый вяз, к одной из его ветвей были привязаны самодельные качели, пустовавшие в этот час.

На окраине деревни из куста репейника зарычал лохматый пес, очевидно, страдающий от жары внутри своей огромной шкуры. Он виновато сглотнул свой рык, когда мы с Найтом одновременно взглянули в его сторону. Найт не стал отвлекаться на то, чтобы пойти и перенюхаться с ним. Его диковатый характер давал о себе знать: Найт с детства держался в стороне от других собак и почти никого к себе не подпускал. Эта его повадка сохранилась, несмотря на то, что Найт уже мало походил на того пса, которого подарил мне Кир. Он заметно вырос — раздался в боках и вытянулся в холке, отлично развился и каким-то образом научился бродить вместе со мной в Потоке. Кроме этого, Найт постепенно линял: его белая в черных пятнах шкура постепенно становилась полностью черной. Меня это не беспокоило — пес стал мне верным другом, и это было главным.

Миновав деревню, я вышел на берег мелкой илистой речушки, а потом забрел в какие-то поля. Я шел вверх по течению, и прикосновения к ладоням колосков сорного сухостоя были совсем-совсем знакомыми. Только я не мог вспомнить, когда в последний раз я ощущал что-то подобное в своем родном мире. Наверное, очень давно. А Найт радостно наматывал круги, и его уши мелькали то где-то сбоку, то далеко впереди меня. Потом он вовсе пропал из вида, но я не беспокоился: что здесь может случиться?..

Неторопливо прогуливаясь по берегу, я нагнал стадо коров и овец, довольно большое для одной деревни. Может, пастух изо дня в день собирал его по нескольким окрестным селениям или где-то поблизости была ферма.

— Эй, милок! — окликнул меня старичок, коричневый и сморщенный, как сушеная груша. На нем были здоровенные рыбацкие сапоги, синие штаны, рубаха с засаленными заплатками на локтях и овечья безрукавка. Через плечо старик волочил длиннющий кнут. — Это твоя псина? — он кивнул в сторону берега. Там, под откосом, виднелась пара хвостов, и один определенно принадлежал Найту. Он помахивал.

— Одна — да.

— Ясен пень! Вторая-то моя! Ты смотри за своим, Аришка — барышня приличная.

Я еще раз посмотрел на хвосты. Трудно было ошибиться, хотя собаки находились на довольно большом расстоянии.

— Сука — она и есть сука.

— Э-эх! А ты крепкий парень! Ну-ка, держи, — он сунул мне в руки кнут. — Я вернусь через полчасика.

— А что делать-то?

— А ничего! Знай себе иди с ними вдоль бережка, они смирные, дорогу знают. Да следи, чтобы никто не отбился, — он уже булькал в своих огромных сапогах прочь от реки.

Полчаса? Ладно. Значит, было что-то располагающее к доверию в личине, которую я набросил на себя. Впрочем, не велика расплата. К ароматам стада я принюхался быстро, тем более что ветер относил их на реку.