Смеющаяся вопреки. Жизнь и творчество Тэффи

Собственно говоря, когда я сажусь за стол, рассказ мой готов весь целиком от первой до последней буквы. Если хоть одна мысль, одна фраза не ясна для меня, я не могу взяться за перо.

Словом, самый яркий и напряженнейший процесс творчества проходит до того, как я села за стол. Это – игра. Это – радость. <…>

Пишу всегда сразу. Перечитывать не люблю. Поправляю только ту вещь, которая почему-либо мне понравилась. А это бывает очень редко[184].

Сборники стихов и прозы: 1910–1915

«Семь огней», единственный сборник стихов Тэффи, опубликованный в России, вышли в свет в 1910 году, тогда же, что и ее первый сборник юмористических рассказов. Едва ли приходится удивляться тому, что рассказы затмили стихи, но в целом «Семь огней» тоже были приняты хорошо, особенно в массовых изданиях: рецензент из «Русского слова» даже утверждал, что он «взял бы книжку Тэффи предпочтительнее пред всякими Вяч. Ивановыми»[185]. Ведущие критики отреагировали не столь однозначно. Гумилев расхваливал стихи за «литературность в лучшем смысле этого слова», а авторитетный московский символист Валерий Брюсов (1873–1924) отнесся к ним с пренебрежением, увидев в них только «ряд общих мест модернизма» и придя к выводу, что «ожерелье г-жи Тэффи – из камней поддельных»[186].

Критика Брюсова не лишена некоторых оснований, поскольку темы и образы стихотворений сборника перекликаются с темами и образами, встречающимися у многих поэтов той эпохи[187]. Верно и то, что порой Тэффи злоупотребляла аллитерациями, а ее образы были слишком красочны. Это побудило Д. С. Мирского отметить в своей классической истории русской литературы, что «пышность символистов в опошленном виде можно встретить в стихах Тэффи» [Святополк-Мирский 2005: 792].

Большинство стихотворений, вошедших в «Семь огней», были написаны во второй половине первого десятилетия XX века – в ту пору, когда феноменальный успех символизма у широкой читающей публики привел к его опрощению и появлению его многочисленных эпигонов, – и Тэффи, безусловно, отдала дань этой тенденции[188]. Даже Гумилев признавал некоторую искусственность ее стихов, но считал ее уместной. Он писал, что истинное лицо поэтессы скрыто от читателя, он видит маску, «которую она носит с торжественной грацией и, кажется, даже с чуть заметной улыбкой»[189]. Рецензент в «Русском слове» также считал вторичные образы сборника его достоинством:

Здесь и чистые ирисы, и лилии, и пышные хризантемы, и серебряные венки ландышей, и «голубой полночный час» и «лунные туманы» и трепетные лампады, и белые мраморные колоннады, и ступени, и месяц бледный и прекрасный, и женщины в белых одеждах, и «трепет голубой» летних сумерек.

<…> Вся эта немножко изысканная, феерическая, оперная красота – типичное порождение века. <…>. Но это истинная красота и истинная поэзия.

Один из современных критиков оценивает «Семь огней» как пародию, и некоторые стихотворения сборника действительно звучат подозрительно похоже на ранние пародии Тэффи на Бальмонта и других [Kelly 1994: 204]. Впрочем, едва ли можно назвать эти стихи пародиями в чистом виде, поскольку из-за масок часто проглядывает истинное «я» Тэффи. И несмотря на то, что «Семь огней» выбиваются из общего ряда ее произведений, в этом сборнике используются те же темы и образы, которые повторяются в ее прозе, как серьезной, так и юмористической.

Стихотворения «Семи огней» сильно различаются по стилю и темам, от сладострастных воспоминаний о далеких временах и странах до революционных «Пчелок» и популярной «Песни о трех пажах», вошедшей в репертуар знаменитого певца Александра Вертинского (1889–1957). Тэффи постаралась объединить их в единое художественное целое, использовав фигурирующие в названии сборника «семь огней» – семь самоцветов – в качестве заголовков разделов, из которых он состоит[190].