Смеющийся Пеликен Наумов Евгений

сирота из вражеского селения и никогда не будешь есть такого. Я же лакомлюсь ими

постоянно! Еще там сложена рядами китовая кожа – нежная и розовая, как тело младенца.

Когда охотник Рымтей убил молодого кита, он отдал его мне, так как должен очень много, и

я срезал лучшие куски кожи. Теперь я берегу ее для почетных гостей.

Он долго еще перечислял свои богатства, и жители невольно начали глотать голодную

слюну. Ведь они уже давно такого не ели, а то, что оставалось в подземных ледниках, берегли на долгую зиму.

При слове «сирота» у Татая гневно сжались кулаки: хотел он крикнуть, что Айван его

сын. Но сдержался: сейчас этого нельзя делать. Вернувшегося от врагов подвергают

очищению огнем, а чужая одежда сжигается – только после этого Татай сможет назвать его

своим сыном. А вдруг Айван не пройдет очищения, и огонь покажет, что тоже враг он? Ведь

у врагов воспитывался, одежду их носит, называет хорошими людьми. Неспроста это!

Старик беспомощно посмотрел на дочь. Что-то уже придумала, видно. Он сказал

старшине:

– Эхе-е, ты забираешь у охотников всю добычу…

Амек так и вскинулся:

– Я кормлю охотников, когда они возвращаются с пустыми руками и когда голодные

дети кричат в пологах! Я кормлю их, когда зверь уходит далеко в море! Я кормлю, когда все

мясо съедено и смерть стоит у ваших шатров!

Охотник Рымтей, у которого старшина отобрал молодого кита, а семья жила сейчас

впроголодь, вдруг рассердился:

– Не отбирал бы ничего, мы сами себя кормили бы!

В толпе зароптали, у всех накипело на душе, но не все могли так смело разговаривать

со старшиной, как опытный удачливый охотник Рымтей. Татай, словно невзначай, обронил:

– Да, ты кормишь охотников… Ты самая большая мясная яма.

Кыкват наконец спохватился и ударил в бубен. У него тоже от таких разговоров

разыгралось сильное желание есть.

– Хватит пустой болтовни! – снова ударил в бубен. – Очень плохая жизнь началась!

Онкой Солнце украл!

Медленно пошел по кругу у костра.

– Придет ночь и выпьет весь жир из горящих светильников! – продолжал зловеще. –

Холод погасит самые жаркие костры! Голод опустошит все мясные ямы!

Он сделал тягостную паузу, еще громче ударил в бубен:

– Потом придет смерть!

Женщины завыли. Раздались выкрики:

– Как спастись?

– Как вернуть Солнце?

– Что делать, скажи нам?

Громче всех кричали Тотто и Какля. Их жирные, лоснящиеся лица качались в отсветах

костра, колыхались круглые животики.

– Надо камлать, очень долго камлать, – уныло говорил Кыкват, качая головой. По нему

видно было, как не хочется шаману камлать, кружась и высоко подпрыгивая, в то время как

остальные будут спокойно наблюдать, греясь у костра. Но племя Серого Орла было слишком

маленькое, чтобы обратиться за помощью к Белому Шаману и Черному Шаману, поэтому

самому Кыквату приходилось браться за дело. Обычно он камлал в шатре, но Большое

Смеющийся Пеликен Евгений Наумов

камлание проходило около Серого Орла – ведь и отец племени должен принять в нем

участие.

– Может быть, найду я Солнце, может быть, верну его вам!

Тотто и Какля запричитали:

– Найди Солнце!

– Спаси! Не оставь в темной тундре!

Амек, громко пыхтя, растолкал всех, устроился у костра на корточках и напоминал

издали сытого моржа.

Но вот шаман пошел по кругу быстрее, стал подпрыгивать выше Серого Орла, наконец, поднялся и улетел, а пустая оболочка упала поближе к огню – ведь пока душа Кыквата

летать будет*, оболочка на сильном морозе совсем замерзнуть может.

Много времени в молчании прошло…

Вдруг задрожала оболочка, стало бросать ее из стороны в сторону, так что заклубился

снег. Никто не заметил, как душа обратно вернулась. Кыкват вскочил, побежал в одну

сторону – на людей наткнулся, в другую побежал – на Серого Орла налетел. Обнял его, стал

озираться испуганно:

– О, Онкой… О, Онкой-великан! Как он побил меня… – И рассказал: – К шатру Сверху

Сидящего не подпустили меня. Встретили там почему-то много маленьких злых рэккенов, налетели, словно мошка из тундры, и всего облепили. Кусают, не дают вздохнуть, бегают, под кухлянку залезли, в торбаса, рукавицы… Потом Онкой-великан пришел, схватил меня и

крикнул:

– Почему около шатра Сверху Сидящего бродишь, бубном гремишь? Больше греметь

не будешь. – И закинул куда-то.

Кыкват зачерпнул горсть снега, жадно съел его. Жители молчали, потрясенные.

Белоштанный старик Увыкак обратился к Татаю.

– Ты тоже немало пожил. Может, знаешь что-нибудь?

– И со мной разное происходило, – ответил Татай. Присел на нарту, закурил трубку, неторопливо начал рассказ. – Вот молодой был я. Сильный был. Кита убивал гарпуном, моржа-убивал, нерп и лахтаков убивал. Самого быстрого оленя догонял и за рога хватал.

Где-нибудь стаю гусей увижу, тотчас на нее бросаюсь. Не успеют гуси взлететь, а я уже всех

похватал!

Лайнэ кивала головой, одобрительно улыбаясь:

– Это правда. Татай большим охотником был.