Проезжая через лесок у подножия холма, Адриан Дельмас был одурманен сильным запахом мха и мяты, и холодной сыростью подлеска. Его во время прогулок всегда поражала суровость и неприступность этих мест с лесистыми ложбинами, закрытыми от неба и солнца, ощетинившимся враждебным кустарником, предательскими корнями, ямами со стоячей водой, населенной ползучей нечистью. Эти места, по контрасту с равниной казавшиеся еще более дикими, вызывали короткий приступ дурноты. Даже в разгар лета не возникало желания отдохнуть под этой негостеприимной сенью. Он не помнил, чтобы когда-нибудь останавливался здесь. Но сегодня вечером его душа и сердце были в гармонии с угрюмой болотистой местностью.
Адриан остановился. В тепле машины было что-то живое, так что он мгновение помедлил прислонять мотоцикл к дереву. Он раздвинул ветки, лианы плюща и проник в зеленый мрак. Его ноги, вырываясь из торфа, чавкали, как губки. Небольшой поваленный дуб преградил ему дорогу. Адриан рухнул на подгнивший пень, не находя больше сил бороться с отчаянием, охватившим его. С тех пор, как вера в Бога внезапно оставила его тем утром, в Испании, когда он оказался перед этими молодыми людьми, еще почти мальчиками, которых расстреливали, ни одна слеза не упала из его горящих глаз. Сколько ночей провел он без сна, призывая на помощь Бога, в которого больше не верил и которому, однако, молился каждый день, пытаясь привычными словами вернуть очарование веры?! Однажды он открылся одному своему другу-испанцу, тоже доминиканцу, тот посмотрел на него с глубокой жалостью и обнял.
— Я от души жалею тебя, но ничем не могу помочь. Я переживаю такую же драму, и это так мучает меня, что я думал о самоубийстве… Только мысль о горе моей матери удержала меня.
Они расстались в глубокой печали. Позже Адриан Дельмас никогда больше не говорил об этом, пытаясь активной деятельностью избыть свою беду. Но тщетно. Страдание было так велико, что он страстно призывал смерть. Может быть, теперь настал момент пойти ей навстречу.
Смерть других всегда казалась ему невыносимой, даже смерть предателей и убийц. Однако он принял в этой влажной тьме ужасное решение: он постарается убить Мориса Фьо, чтобы предотвратить его донос на маки. Приняв это страшное решение, он, священник, который перед войной боролся против смертной казни, испытал чувство давно забытого умиротворения.
Адриан разработал план: у матери Фьо он узнает его адрес. Фьо не будет опасаться его, к тому же он обрадуется возможности арестовать руководителя Сопротивления, до сих пор ускользавшего от немецкой и французской полиции. После убийства Адриан не успеет скрыться, и один из охранников прикончит его.
Успокоившись, он покинул лесок.
На следующий день Адриан Дельмас добровольно взялся казнить Мориса Фьо. Те, кто знал о его сане, смотрели на него с изумлением, потом с ужасом и тщетно пытались его разубедить. Он требовал для себя права казнить, говоря, что только он один сможет приблизиться к жертве и убить ее с наименьшим риском. Так как этого было мало, чтобы убедить их, он напомнил о своем звании в секретных войсках и приказы из Лондона. Они отступились, исполненные сожаления и боли. Он добился отсрочки казни Матиаса Файяра, который, однако, все время находился под строгим наблюдением.
Одно препятствие задержало роковую встречу: вечером 30 мая Фьо уехал из Бордо в Париж. По словам его матери, он должен был вернуться самое позднее 6 июня. Что он делал в столице? Присутствовал на митинге Дарнана, чтобы удостоверить свое рвение?
8
Аристид подскочил на стуле, чуть не сорвав вилку приемника, с которым возился несколько минут, пытаясь услышать Би-Би-Си во время своего шестичасового сеанса обязательного прослушивания. Было шесть часов вечера 2 июня 1944 года.
Сомнений не было. Это сообщение «А», посланное в его район, информирующее о немедленной высадке, с приказом привести в боевую готовность группы Сопротивления. Вечером Аристид собрал свой главный штаб: Лансло, Франсуа и Жакелин, Дани и Марсель. В три часа он собрал руководителей групп по адресу: улица Гинемер, 27 в Кодеране, пригороде Бордо.
На следующий день они прибыли на встречу. Аристид принял их по очереди и каждому дал точные инструкции.