Смех для всех

Вокзал после долгого ремонта сверкал свежей, под мрамор, облицовкой, огромными чистыми окнами, модными светильниками. Среди этого модерна странно смотрелась старая пыльная пальма в большой кадке. Экзотическое растение словно стыдилось своей старости на фоне радостного интерьера, но, спрятавшись в дальний угол, было бессильно что-то изменить в своей судьбе…

До моего поезда еще оставалось время, и я устроилась в зале ожидания.

Рядом со мной сидела маленькая, кругленькая женщина с большой сумкой. Она глубоко вздохнула и заметила мой сочувствующий взгляд. Мы разговорились.

Лидия Петровна призналась, что ей перевалило за семьдесят, что живет в городе с дочкой, зятем, внуками, но очень скучает по родному дому в деревне, куда старается ездить как только отпускает больное сердце.

– Дом мы с мужем построили, – говорила она как-то по-особому певуче. – Хоть и старенький, деревянный, а сердцу в нем легче дышится. А во дворе колодец с резной крышей. Муж был, царство ему небесное, непьющий и руки имел золотые. К дереву, как к женщине, относился: с лаской, нежностью. Смеялся и говорил: «Я б на дереве женился!». Жаль, рано ушел из жизни…

– Да, – я неловко попыталась ее утешить, – статистика показывает, что старости у нас боятся только женщины. Мужчины просто не успевают испугаться.

Но Лидия Петровна думала о своем.

– А теперь, – улыбнулась она, – как приеду, вечерком подружки прибегут, наливочки домашней выпьем и споем. Я петь люблю. И голос, не хвастаюсь, далеко слышен.

– Вы – человек легкой души, – вставила я.

– Да, но только легкость эту сохранять все труднее. Хотя всю радость жизни уже растерять не успею, потому что привыкла ценить любую малость, что сердце греет.

Я вопросительно посмотрела на мою собеседницу.

Она, как это бывает в дорожном настроении, без надрыва, словно говорила только для самой себя, делилась:

– С детьми и внуками стало как-то хронически неспокойно. И понять их силюсь, и последние рубли отдаю. Мне-то чего уж надо? А они все куда-то спешат, дергаются, нервничают. Друг друга не видят. Утро не замечают. Одни проблемы в глазах и страх перед наступающим днем. Работают, не ленятся, а денег вечно не хватает. Из кредитов не вылезают, но все чего-то снова покупают, рассовывают по комнатам. За десять лет вторую машину меняют. Наверно, я чего-то не понимаю, – совсем понизив голос, виновато сказала Лидия Петровна. – А мне на все это так поворчать охота…

Я солидарно откликнулась:

– Ясное дело! Только кто наше ворчанье слушать будет? У них своя жизнь!

– Вот и я об этом. А почему – своя? А моя жизнь чья? «Твоя», – скажете. А я не хочу, чтоб только моя. Я хочу, чтобы общая, наша.

– Так вы ж с детьми живете! Значит, общая!

Лидия Петровна посмотрела на часы, засобиралась и, сделав жест рукой в сторону кадки с пальмой, с усмешкой сказала:

– Может, и общая. Только кажется мне иногда, что я как эта старая пальма: и не нужна никому, и выбросить жалко…

Поговорим

(Молчаливый диалог)

СВЕКРОВЬ. Ну, здравствуй, невестушка. Хороша, ничего не скажешь! Взгляд только дерзкий. Дескать, цену себе знаем. А цену того, что тебя теперь окружать будет, знаешь? Не знаешь… Потому что на все готовое пришла… Что ж, заходи в дом. Мне счастье сына важнее всего. Попробуем приспособиться друг к другу, раз судьба такая. Может, что и получится.

НЕВЕСТКА. Ой-й-й! Глазами-то как просверлила свекровушка! Словно бормашина. А неприязни ко мне в них столько! Но элегантна, ухожена, себе на уме. Сразу видно, что «бизнесвумен»… Игорек посмеялся как-то: «Мою маму называют «железной леди». Да… Железа в ней хватает. А мне бы тепла во взгляде, хоть немного. Эх, что-то жутко захотелось рвануть отсюда подальше…

СВЕКРОВЬ. Это же надо, как девчонке удалось Игоря охмурить! Я мечтала о свадьбе, о красавице из нашего круга. А тут – трах-бах – бери невестку в готовом виде! Кто ж так делает! Явно, под ее чутким руководством расписались тайком. Они так решили – и точка. Отодвинули меня, как старый шкаф. Теперь себя не узнаю. Все во мне кипит и клокочет.

НЕВЕСТКА. Понимаю, что мы с Игорем наделали ошибок. Говорила ему, чтобы познакомил с матерью до свадьбы. А он отмахнулся: «Ты мою маму не знаешь! Она, как та Сара из Одессы, четко скажет: «Сынок, предупреждаю, что заранее не люблю твою будущую жену». Может, он был прав? А мне как теперь быть? Надо было все же раньше думать. Но как я могла думать! Такого умопомрачения у меня никогда не было. Любовь и голуби. Голуби, что к небу летят. Кажется, еще Овидий говорил, что Боги сделали человека прямостоящим, чтобы он мог смотреть на звезды. Боюсь, моя свекровь никогда не увидит мои звезды. Господи! Какие звезды?! Улыбки человеческой и то от нее не дождешься…

СВЕКРОВЬ. Нет, я не ханжа. За модой слежу – должность обязывает. Но она-то чего свой «макси-пояс» под названием «юбка» напялила? Ноги все – на показ! У тебя муж теперь! Ему главное не ноги твои длинные, а завтрак сытный. А ты – кофе, кофе! Хоть бы бутерброд сделала! Он у меня и от овсянки не отказывался.